Золочёные горы

Дул неистовый ветер, заметая стены снежным ковром. Я сошла с тропы, ее тут же припорошило свежими хлопьями. С задней стороны дома намело столько снега, что я сумела перекинуть ногу через забор и спрыгнуть во двор прачечной. Бельевые веревки оказались на уровне моих колен: таким глубоким был снег. Дверь тоже занесло сугробами. Этим входом пользовалась только летняя прислуга. Я тронула ручку и обнаружила, что дверь не заперта. Обычная беспечность Паджеттов, забывших про замок. Или в доме кто-то есть? Одинокий, сходящий с ума от горя герцог, предающийся позднему раскаянию в одной из комнат наверху? Маловероятно. Он отправился за моря, чтобы оставить прошлое позади, только вот гнилую душу позади не оставишь.

Внутри дома царил холод. Я прислонила снегоступы к стене. На столе стояла сахарница. Я сунула в карман несколько белых кусочков, а один отправила себе в рот, размышляя об Истер. Там висел ее передник, лежала скалка. Я пошла по дому прямо в пальто и варежках, нервно выдыхая облачка пара. Добралась через черный коридор до лестницы и спустилась вниз, прошла мимо бильярдной и погреба. Можно было угоститься бутылочкой французского шампанского, но я искала кое-что другое.

В кабинете стояла духота. На письменном столе полный порядок. Тусклый свет проникал в святилище герцога через окно: снаружи бушевала метель. Дыхание мое застывало в морозном воздухе. На гербе стальной двери все еще боролись два льва. Треск поворотных ручек сейфа казался слишком громким.

Два поворота вправо, два влево. И снова вправо, чтобы «сезам открылся».

Кто бы заподозрил, что комбинация сейфа так ясно запечатлелась в моей памяти? Восемнадцать, двадцать, десять. Ручки щелкнули со второй попытки. Ветер ворвался внутрь сейфа, когда я распахнула дверь. Сердце мое колотилось как бешеное. Даже в таком тусклом свете я разглядела свои трофеи: толстые пачки купюр на полках.

Я взяла десять, чувствуя себя Али-Бабой в пещере разбойников. Не стесняясь, набила карманы.

Но гораздо больше осталось внутри. «Он их даже не считает, – говорил Джейс. – Это всего лишь небольшая заначка. Никто не заметит».

Я закрыла за собой сейф и повернула ручки. Наверху вышла через черный ход, нацепив снегоступы, и отправилась назад в «Мунстоун сити рекорд». Остаток воскресенья меня трясло в лихорадке, потом я легла спать. Когда К. Т. отправилась к себе и легла, я зажгла лампу и пересчитала деньги. Это вам не две серебряные вилки. Там было пять тысяч долларов.

Это не преступление. Это мое право. Слова моего отца стали теперь моими.

Раньше я верила, что, став женой Джейса, смогу превратиться в принцессу. И теперь стала ею. Принцессой воров. La Princesse des Voleurs. История Робин Гуда воплотилась в реальность. Я украла деньги не для себя. Не для того, чтобы тратить на безделушки. Это ради возмещения и мести. Я спрятала наличность за доску в чулане редакции, оставив себе только то, что дал мне Джейс в «Гербе Руби» и еще раньше, в тот вечер, когда показал мне сейф. Мои личные сбережения составляли 307 долларов, подаренных или заработанных. Ни одного украденного. Теперь я осталась одна, сама себе хозяйка.

Неделю спустя, в самом начале марта, открылся железнодорожный путь до Гленвуда. Я ухватилась за эту возможность и купила билет туда-обратно. В Сберегательном банке Гленвуда я положила украденные доллары на счет, открытый на имя Анджелы Сильверини (Ангел и Сильвер – так называл меня он). Увидев пачки долларов, которые я достала из рюкзака, служащий банка вскинул брови.

– Это наследство, – сказала я. На глаза навернулись слезы. – Мой муж скончался.

Моя скорбь не была притворной. Тогда единственный раз в жизни я сказала эти слова о Джейсе: «Мой муж скончался».

Служащий задал мне всего один вопрос:

– Анджела Сильверини. Что это за имя? Вы итальянка?

– Да, – ответила я.

Я выписала чек на тысячу долларов Женскому вспомогательному фонду забастовок ОГА. И отправила его профсоюзу в Денвер. «Прошу использовать эти деньги для оплаты любых забастовок горнорабочих в Колорадо. Друг». Обратный адрес не указала.

Этот чек стал первым «возмещением», так я это называла, взысканным с Паджеттов вместо того, что не было ими выплачено на общее благо. Мой план состоял в том, чтобы выделять эти деньги тем, кто в них нуждался. Создать социологический отдел, состоявший из одной-единственной женщины. Сильверинование – так я это назвала. Отправив чек по почте, я испытала эйфорию.

«Сделал людей счастливыми – не зря провел день, – говорил Робин Гуд. – Это справедливость!»

Я возвращалась назад в Мунстоун под знаменем справедливости и в новом тайном обличье Анджелы Сильверини, Принцессы воров.