Золочёные горы

Тошнота подкатила у меня к горлу. Я плохо спала в последние ночи, мне приходилось иметь дело с этими странными людьми и их чуждыми нравами. Меня беспокоил план Инги и ее указания. И Джаспер. Его имя я произносила шепотом, едва дыша. Он не попадался мне среди гостей, и я не слышала о нем ни слова со дня начала приема.

Охота продлилась три дня. Инга вернулась всего через день, так как мужчины хотели обсудить дела без дам. В охотничьем домике джентльмены курили на крыльце и спорили о политике, а еще голышом купались в реке. На кухне Истер взахлеб рассказывала про своего сына Калеба. Он уехал в лагерь охотников и устроил там жаровню с вертелом, обложив ее камнем.

– Целый день он вращает там вертел, зажаривает туши целиком.

Из окон Картонного дворца мы видели дымок, подымавшийся из-за деревьев, и чувствовали запах мяса, доносимый ветром.

– Однажды ты познакомишься с нашим Кэлом, – сказала Истер с таким волнением, словно королем был ее сын, а не заморский варвар.

Дамы оставались в особняке, гуляли в саду и читали романы. Одна рисовала акварели. Другая делала фотографии с помощью большого фотоаппарата – целого ящика. Миссис Адкок и мисс Кренделл писали письма и отправляли меня с ними на почту. Дамы провели одно утро в Руби, восхищаясь домиками в стиле шале и проектом города, соответствующего принципам промышленного усовершенствования. Инга отвезла их в фургоне на экскурсию по Мунстоуну, демонстрируя достигнутый прогресс и потенциал поселения. По вечерам они играли в карты и слушали выступления музыкантов: струнный квартет, оперную певицу, мучившую пианино. На кухне мы пародировали ее мимику.

– У нее рези в животе, – предположила Истер. – Отнеси ей соды.

В другой вечер гостей развлекала известная труппа менестрелей Лью Докстадера. Трое забавных белых мужчин намазали лицо ваксой и нарисовали себе огромные рты белым оксидом цинка. Они, шаркая, прошли через кухню с банджо и басом-корытом, перед тем как начать представление. Докстадер нацепил на ноги огромные башмаки, напоминавшие лодки, и гигантский галстук-бабочку в горошек, а еще мешковатые штаны в заплатках.

Я рассмеялась над их клоунским видом, но тут же осадила себя, увидев взгляд Истер, полный явного презрения. Один из менестрелей передразнил ее, выпучив глаза. Она ответила ему исполненным яда прищуром и зажгла горелку плиты: та ярко вспыхнула, словно тоже давала понять, что Истер о них думает. Ее мнение стало мне понятно без слов: она готова была поджарить этого наглеца на чугунной сковородке. Вскоре звуки банджо менестрелей просочились из-под кухонной двери, сопровождаемые приступами неистового смеха гостей, когда толстый белый мистер Докстадер запел песенку «Все трудятся, кроме папаши», пританцовывая в своем высоченном цилиндре. Истер швырнула на плиту кастрюлю с такой силой, что густой соус забрызгал потолок.

Джон Грейди положил руку ей на плечо.

– Осталась всего неделя, миссис Грейди, – успокоил ее он.

Всего одна неделя лета впереди. Эта мысль больно уколола меня. Дом закроют, и все отправятся обратно в Ричмонд. Или не все?

– Я готова прямо сейчас, – ответила посеревшая от гнева Истер. – Забери меня отсюда.

– И я готов, – согласился Грейди и вышел.

Соус так и остался на потолке. Насколько мне известно, он все еще там.

В предрассветных сумерках утра среды я вошла через заднюю дверь в кладовую и услышала тихий разговор в кухне. Супруги Грейди вели беседу с мужчиной, голос которого я не узнала. Я стояла в кладовой и слушала.

– Мать готова ехать сегодня, Калеб, – сказал Джон Грейди. – Прямо сейчас.

– Я не могу уехать раньше воскресенья, отец, – ответил незнакомец. – Надо получить оплату.

Это был их сын, знаменитый Калеб Грейди. Я стояла тихо, чтобы не помешать семейному совету. К тому же у меня имелся большой опыт подслушивания: я практиковалась на родителях.

– Впрочем, не знаю, как лучше, – сказала Истер. – Бросить остальную родню в Бель-Глейд? Может, нам сперва вернуться домой, попрощаться с братом и дядей Фредом, со всеми. Может, лучше уехать в следующем году.

– Ма, мы не можем вернуться в Бель-Глейд, – возразил Калеб. – Думаешь, местные не повесят на ветке любого из нас – меня, Маркуса или отца – словно старую шляпу? Пару недель назад Петерсона срезали с дуба возле ручья. Они поступают так с черными по всему Югу и без каких-либо на то причин. И с женщинами тоже. Это как вирус. Теперь мы можем уехать навсегда. Обоснуемся в Дирфилде. Начнем все сначала. Кузены смогут отправиться на Запад в следующем году. Там хватит пахотных земель для всех.

– Хорошо, Кэл, – согласилась Истер. – Я ясно представляю себе все, что ты описываешь. Свою закусочную. Назову ее «Солнечное кафе».

– А ты, отец? – спросил Калеб. – Будешь выращивать персики?

– Сынок, ты же знаешь, я просто надеюсь пожить по-человечески, – ответил Джон Грейди. – Хочу ложиться спать вечером и не бояться, что меня убьют в собственной постели. Жить для себя, работать на себя, мирно. И да, сэр, я подумываю о персиках, и еще о клубнике.