Золочёные горы

Челюсть болела от напряжения, пока я принимала решение: улыбаться, быть элегантной, хлопать ресницами. Высказываться или молчать. Выпячивать грудь или прикрыться. Не строить всезнайку. Не завидовать. Быть милой и чистой, славной тихой девочкой. Или местным агитатором и страдать ради общего дела, а не от неразделенной любви или мозолей на пятках. Делать заметки. Или хотя бы не упустить шанс потанцевать вальс.

Всю неделю прислуга выполняла свои обязанности по расписанию, которое миссис Наджент вывесила на двери своего кабинета. На кухне Истер показала мне, как счищать чешуйки ананаса и вынимать желтую сердцевину. Я нарезала их колечками, декорируя каждое глазом-вишенкой и чувствуя вину за то, что украдкой съела пару штук. У них был вкус ликера, и назывались они «мараскино». Банка стоила восемнадцать долларов, столько мы платили за три месяца аренды хижины номер шесть. Мы использовали две дюжины банок – всю заказанную партию. Мне нравилось читать квитанции, прикрепленные к пробковой доске в кухне, произнося названия таких деликатесов, как черепашье мясо и горгонзола, и ужасаясь их стоимости: сто долларов за шесть бушелей свежих устриц на льду из Норфолка, штат Коннектикут. Ящики с бургундским и зинфанделем, шампанским и бренди, Châteauneuf-du-Pape, Veuve Clicquot: названия звучали как стихи, а ценники складывались в уравнения у меня в голове. Все же я не так плохо разбиралась в финансах. Я прикинула, что ужин на тридцать персон в «Лосином роге» стоил как четыре годовые зарплаты работника каменоломен. А стоимость охотничьего бала равнялась годовой зарплате всех местных сотрудников компании «Паджетт».

Как мне описать эти суммы моим родным, семейству Пеллетье из Каменоломен? Это было так же трудно, как объяснить графине, почему синьора Санторини не может каждый день купать своих детей. Или растолковать Джасперу, почему кому-то нельзя портить поля книг. Эти люди не понимали ценность вещей. Или мою ценность, ценность Сильви, спрягавшей латинские глаголы. Я выиграла приз в конкурсе. Меня напечатали в газете. Полковнику понравился мой отчет. Так-то!

Пока я шинковала и чистила овощи и фрукты и взбивала сливки, во мне по чуть-чуть накапливалось негодование, нарастало, как мозоли на ногах: служанкам приходилось работать в два раза дольше обычного, крутиться без остановки, запыхавшись. Дамы зевали на кушетках, а горничные поднимали их платья с пола и убирали шестнадцать комнат на верхнем этаже, разжигая камин каждое утро и вечер, драя туалеты, украшая свежими букетиками прикроватные столики и водружая в прихожей лилии и розы из оранжереи. На шкафах и комодах цвели настоящие тропики.

Джаспер снова не ворвался в кухню утром и не сидел там полусонный за завтраком.

– Куда подевался Джаспер? – не выдержав, поинтересовалась я у Истер.

– Остался в домике лесника, – ответила Истер. – Вместе с Кэлом. Господин Джейс и Калеб добрые друзья.

Истер беспокоилась за одного из них, а я за другого.

– Джейс не рассказывал про Калеба? – спросила она, наливая в форму тесто для торта.

– Вроде нет. – Калеб дал Джейсу книгу про души. Но какого рода информацию она выведывала? – Что именно должен был?

– Ничего особенного, – небрежно бросила Истер. – Не стоит обращать внимание на слова Паджеттов. Ты не представляешь, на какие выходки толкает людей спиртное… – Задумавшись, она пролила ложку теста на пол. – Смотри, что я из-за тебя натворила, – рассердилась она.

– Простите, Истер. Я уберу.

– Не обращай на меня внимания. Вся эта королевская суета вывела меня из равновесия.

Мои собственные мысли были заняты приближением субботнего вечера. Девять часов. Время в нашем плане. Всю неделю Инга порхала по комнатам, Бизу с лаем следовал по пятам. Увидев меня, он вилял хвостом. Но графиня вела себя так, словно я статуя. Она появлялась на террасе, в саду, за столом с гостями, болтая по-французски и бормоча по-английски. Но она не посылала за мной и не давала никаких поручений. Только один раз похлопала ресницами, заметив меня за углом дома. И как-то я сказала ей: «Bonjour, madame». Она проходила мимо меня по террасе, где я помогала расставлять столы. Она взмахнула пальцами, словно играла на пианино прямо в воздухе, и продолжила смеяться, болтая с двумя дамами в белых платьях. Волосы их были завиты и прихвачены черепаховыми гребнями и эмалевыми заколками. Одна из них, мисс Сюзанна Крэндалл из Ньюпорта – никогда ее не забуду, – наткнулась на меня, когда я убирала со стола. И посмотрела так угрожающе и свысока, что я чуть не расплавилась словно воск.