Золочёные горы

В качестве почетных гостей присутствовали Его Величество король Бельгии Леопольд и другие выдающиеся личности из Европы и Нью-Йорка. Возможно, следующим летом вы почтите нас своим присутствием. А пока хочу лично поблагодарить вас за то, что выбрали мрамор Мунстоуна для возведения памятника в Вашингтоне. Мистер Паджетт был очень рад! И скажу вам по секрету, он надеется, что, увидев красоту нашего камня, вы и Объединенные дочери Конфедерации выберете его и для монументов во Флориде и Алабаме. Это самый чистый мрамор в мире. Следующим летом прошу вас приехать и посмотреть своими глазами. Мы вернемся домой в Бель-Глейд на следующей неделе!

– Герцог полагает, что мне следует завоевать дружбу Корали Шерри, – она изобразила тошноту. – Эти Дочери планируют установить мемориалы по всей стране в честь старых солдат-повстанцев. Понимаешь, Сильви? Нам надо заполучить контракты. Прошу тебя, напиши письмо как можно лучше.

– Oui, мадам, – сказала я равнодушно. И закрыла блокнот, записав в нем последние слова этого лета.

Мы заполнили пять сундуков модной одеждой Инги и аксессуарами. В тот, на котором значилась надпись «Фессалоники», сложили стопку ненужных вещей.

– Это тебе, – сказала она. – все эти вещи, и еще… – Она достала небольшой мешочек на шнурках и помахала им у меня перед носом. – Voilà. Это тоже тебе. Поможет пережить жуткую зиму. Бедный крольчонок Сильви. Жаль, что я не могу взять тебя с собой.

«Можешь, ты можешь взять меня с собой, – сказала я про себя. – Можешь пригласить всех жителей Каменоломен в свой пустой château на зиму». Мне предстояло снова стать покинутым крольчонком, голодным и мечтающим избежать зимовки у вершины горы. Со всей ее социологией она не представляла, каково это – существовать там.

– Если вам нужен человек присматривать за «Лосиным рогом», – произнесла я, поправ свою гордость, – я могла бы работать здесь. Я и, возможно, моя мама могли бы жить в бараке для слуг.

– В этом нет необходимости, дорогая, – ответила она. – Мы закрываем дом.

Это было настоящее преступление: дом, в котором сорок две комнаты, будет пустовать, пока люди мерзнут в палатках. Утешение для меня свисало с ее пальцев: фланелевый мешочек мышиного цвета, стянутый золотистым шнурком. А внутри пятьдесят серебряных долларов. Позже вечером миссис Наджент заплатила мне еще сорок хрустящими зелеными бумажками.

– Это не ошибка? – спросила я. – Десять недель по пять долларов в неделю.

Она замигала.

– Десять долларов стоит одежда.

– Я думала, одежда дается бесплатно.

– Ничего не бывает бесплатно, – ответила она. – Ты этому научишься.

Я научилась. Ничто не давалось просто так, особенно деньги. Их надо было зарабатывать тяжким, утомительным трудом, но был и другой способ: брать.

В моем рюкзаке лежала сумма почти такая же, какую платили в каменоломнях за три месяца изнуряющей работы в холоде. Но я ощущала горечь. Я чувствовала ее вкус на губах и понимала, что могу вскоре стать такой же злобной, как миссис Наджент, если не сумею никак себя проявить. Стать кем-то еще, а не жалким кроликом.

В ту ночь в Картонном дворце оставалась ночевать я одна. Разделочным ножом, прихваченным в кухне, я вырезала на доске в углу над своей кроватью свои инициалы. Конечно, это не монумент в камне, но хоть какой-то знак, доказательство моего существования. С. П. была здесь. Не следующее утро я забрала свой сундук с ненужным Инге добром и отвезла на новенькой вагонетке в Каменоломни. Притащила его домой вместе с обветшалыми иллюзиями.

– Держись, – сказала мне при прощании графиня, словно предупреждала об опасности.

Часть третья. Каменоломни