Золотая бабушка (СИ)

А Любочка всё думала. Может, стоит сказать? Может, признаться Пашке в своих чувствах, сказать, что она умирает от любви. Если они расстанутся, то в её жизни больше не будет места ничему, что хоть как-то соприкасалось с ним. Сказать? Тогда они пообещают друг другу, что обязательно ещё увидятся, что ещё будут вместе. С другой стороны, такие обещания дают ложные надежды. А надежда причиняет невыносимую боль. Девушка приложила одну руку к щеке и почувствовала запах ромашкового мыла. Ну, вот даже она вобрала в себя запах Скульптора. Будь проклято это мыло.

Ангина Львовна подозрительно косилась на ребят, поэтому они решили для виду всё-таки съесть пышки. Вкуса никто из них не почувствовал. С таким же успехом они могли съесть резину. Кофе же только заставил сердце биться чаще, хотя куда уж…

В столовую влетел Жорик, милая болонка одного из частых посетителей. Вообще гостям не разрешалось приводить животных, но Жорик был настолько очаровательным, что Ангина Львовна сжалилась. Её душевных сил не хватало на то, чтобы выгнать сорванца. Пёс сразу подбежал к Пашке. Жорик обожал Пашку, потому что тот всегда с большим удовольствием игрался с четвероногим другом. Жорик облизывал любимому человеку руки, и Пашка слегка улыбнулся. Он любил животных. В груди у Любочки кольнуло. Когда в последний раз они были в деревне у подружки Лёли, то бродячий пёс увязался за Пашкой, и они не смогли не забрать его с собой в дом. Вот Лёля удивилась своему новому жильцу…

— Пообещай, что присмотришь за Чаком, — сказала Люба, отведя взгляд к окну.

Чак был большим и страшненьким псом. Он был супердворняга, даже больше напоминал волка. Весь плешивый, клыки торчали в разные стороны, хвост неоднократно был погрызен, лапы тощие. Но он так нежно тыкался носом в Любочку, что она не удержалась и погладила его, а потом ещё, и ещё. И как-то незаметно Чак зажил вместе с парочкой.

Имя псу дала именно Люба. И если уж ничего не утаивать, то полное имя Чака звучало так: Влчак Чак-чак. Он всюду ходил за девушкой и жутко её ревновал к Пашке. Каждый раз, когда парень касался Любочки, Чак щетинился и скалился. Сначала Пашка поднимал руки, словно пёс был полицейским, а потом привык. Тем более, когда Люба бросала недовольный взгляд на Чака, он уныло прижимал уши и прятался.

— Он не остался там один, — сказал Скульптор, но Любочке всё равно было неспокойно.

Допив кофе, пара выдвинулась в путь. Ангина Львовна бросила на них озадаченный взгляд, но ничего не сказала. Всё было не так, как прежде. Обычно парочка не замолкала. Они часто ссорились по пустякам, спорили из-за искусства и, казалось, что дело дойдёт до драки, но уже через секунду любые темы казались неважными. Если честно, они просто любили много и бурно болтать о чём-нибудь.

Сейчас вновь шли, молча. Чем ближе к Московскому вокзалу, тем сильнее глаза их наливались кровью. А ужасный звон в ушах заглушал даже мысли. Любочке не хотелось оставлять Пашку. Она любила его до безумия. И эти чувства задурманили ей голову, она даже сама себе казалась одержимой.

У каждого обязательно появляется кто-то, кому очень хочется убирать волосы с лица, наглаживать непослушные пряди, говорить, что этот человек прекрасен, пусть у него имеется тысяча изъянов. Даже когда он стесняется своей грязной головы, невозможно остановиться, хочется перебирать один волосок за другим.

Люба слышала о таких историях раньше, но ей всегда они не нравились. Такую любовь она называла «стодневной», потому что «счастливое время» не длилось дольше трёх-четырёх месяцев. Обычно влюбляются хорошие девочки в плохих или странных мальчиков. Такие мальчики привносят в жизнь девочек несоизмеримое чувство любви и покорности, а после исчезают, оставляя в душе пропитанный ядом мокрый след. Натоптав в гостиной ранимого сердца, такой человек уже не вернётся прибраться. Найдет тысячу причин, оправдывающих его, но, по правде, ничего из этого не смогло бы загладить вину.

Да… Любочка слышала сотни таких историй. И теперь это случилось с ней. Она оправдывалась, говоря, что у них со Скульптором всё иначе. Вообще-то роман длился больше года. А ещё он тоже её любил. И, между прочим, совсем не обижал. Только почему на душе так тяжело? Почему сердце щемит и плачет от несправедливости.

Поедет ли Пашка за ней, если она попросит? Бросит ли работу? Пашка… Тот самый Пашка, который дышал, только ради того, чтобы лепить. Ничто и никто не способен был отобрать первое место у её величества Музы в сердце Скульптора. Люба это понимала головой, но чувства распирали.

Вот уже вокзал — люди встречаются, люди прощаются. Шаги стали такими тяжелыми, что ноги не поднимались. Любочка шла на одной только силе воли.

Мы редко знаем, что это наша последняя встреча с любимым и часто жалеем о том, чего не сделали, не сказали и не запомнили. Вот бы ещё раз вдохнуть запах, прикоснуться к тёплой коже, посмотреть в любимые глаза. Вот бы продлить миг ещё на пару… жизней. Почему бы вообще не запретить прощания? За что это так трудно?