– Мне нужны были отбелённые нитки, но я позже возьму их у вас. Спроси у мамы, может быть, ей нужны иглы. Жаль, я не смогу пойти с тобой. Я сказала маме, что у меня женские дни, и она отругала, что я столько ездила и работала. Она сказала, отдыхать в женские дни нужно с пользой, и вот… – она с усмешкой широким жестом обвела комнату. – Я хотела почитать, но теперь на мне они. Я даже не могу отойти, потому что они сразу начинают разрушать дом.
Один из мальчишек, будто в подтверждение её слов, стянул с кровати синее покрывало, накрылся им с головой и с весёлыми возгласами носился по комнате, толкая второго и наступая на игрушки.
Тили закатила глаза и глубоко вздохнула. Она поднялась, поймала малыша, выпутала его из складок покрывала и за подмышки усадила обратно на пол.
– Сестра будет ругаться, если он порвёт что-то. Тарно, пожалуйста, посиди спокойно!
– Я пойду, Тили. Я сегодня пешком.
– Иди и принеси какие-нибудь новости, – улыбнулась Тили, – Передавай всем добрые пожелания от меня.
Вагда сказала, что её иглы пока целы, и Аяна направилась в верхнюю деревню.
Дорога вдоль реки была пуста. Она шла, негромко напевая весёлые песни, пинала мелкие камешки, и некоторые долетали до самой воды. Голова была пустой и лёгкой, солнце нагрело ей левое плечо и щёку. Река еле слышно шумела, и желтеющие, будто с крапинками и мазками золотой краски кроны деревьев на склонах тихо шептались о чём-то с ветром.
Верхняя деревня располагалась выше над долиной. Полторы сотни дворов, а может, и меньше, стояли плотнее, кучнее, чем в нижней деревне, разделённые извилистыми крутыми мощёными дорогами, и некоторые дворы будто срастались домами, так, что сложно было понять, где край одного, а где начало другого.
Двор, куда она направлялась, соединялся с большим двором олем Ораи. Очень, очень много лет назад он был выстроен для кого-то из семьи олем, но теперь, после череды переездов их многочисленной родни к мужьям и жёнам в другие дворы, тут уже не осталось никого, чьё родство с олем Ораи можно было бы проследить без родовой книги.
9. Кусочек белизны
Она зашла в низкие неширокие ворота и прошла по гулкому мощёному коридору внутрь двора, выложенного тёсаным камнем, на котором от старости вытерлись хорошо заметные дорожки в тех местах, где двор чаще всего пересекали.
– Добрый день! – окликнула её от летнего очага невысокая крепкая женщина. – Кого ищешь?
– Здравствуй! Отец мне сказал, что в вашем дворе есть щенки.
– А, так ты дочь Лали и Або? Меня зовут Калди. Как мама? Ей стало лучше?
– Сегодня она улыбалась.
– Ну хорошо, хорошо. – Калди отряхнула руки, испачканные по локоть в муке, о передник. – Пошли со мной. Я на днях просила передать Або, что он может прислать кого-то из детей за щенком, видимо, моя просьба летела на крыльях ветра. Вот бы слова так быстро долетали до ушей моих дворовых, когда я их прошу о чём-то.
Аяна улыбнулась. Калди ворчала шутливо и беззлобно, почти как Сола, когда младшие донимали её.
В небольшой конюшне было светло. Некрупная рыжая лошадка потянулась к Калди из денника, и та мимоходом почесала ей нос, оставив на шерсти немного муки.
За кучей сена в углу возились шесть крупных мохнатых щенят, а в углу спокойно лежала их мать.
– Вот. Им почти три месяца. Три кобеля и три суки. Я не знала, что у Ачу течка, иначе бы держала кобеля подальше, – удручённо покачала головой Калди. – Муж не расстроился, конечно, ему-то любая собака годится. Но Або говорил, что хочет собаку для охоты. Не знаю, не знаю. Мать-то у них отличная, а вот папаша…
Всем своим видом она выражала неодобрение.
– О, а вот и он пожаловал!
Аяна обернулась и увидела, как по проходу мимо денника к ней движется кто-то похожий на огромный сугроб с умной мордой и черными глазами и носом. И как-то сразу она поняла, почему муж Калди выменял этого пса у оленеводов-сакихите. Пёс был белым, насколько это было возможно осенью после пробежки в полях, и напоминал то ли снег, то ли облако, то ли отбелённую кудель. Аяна никогда до этого не видела собак сакихите и теперь была совершенно очарована.
Сугроб дружелюбно приблизился к ней и обнюхал, потом подбежал к Калди и сел у её ног, преданно глядя в глаза и ритмично разметая пушистым белым хвостом солому и пыль.
– Тьфу ты, опять грязный! – Калди пошарила в одном из карманов слегка захватанного передника, вытащила полоску вяленого мяса и вытянула руку вперёд.
Пёс взметнулся в воздух, клацнули блестящие белые зубы, а мгновение спустя он уже сидел на том же месте, хвост вилял по полу, цепляя соломинки.
– Ты смотри, что делается. Олунну, всё, хватит, кыш отсюда, кыш!
Пёс внимательно посмотрел на неё, наклонив голову набок, но она была непреклонна, и он встал и со слегка обиженным видом выбежал во двор.
– А имя-то какое. Олунну! Разве так собак называют? Я ещё пыталась переучить на наше, подходящее, но, представляешь, откликается только на это. И вечно грязный! Отмоешь его, через некоторое время глянь – снова извазюкался!