Аяна еле сдерживалась, чтобы не рассмеяться. Калди, оказывается, ничем не отличалась от мужа с его страстью к собакам. Ей прежде ещё не встречался человек, который мыл бы собаку ради белоснежного цвета шерсти.
– Иди, выбирай пока, а я проверю свою стряпню, – сказала Калди. – Только смотри, вон тот, толстый, обещан.
Она оправила передник и удалилась.
Аяна повернулась к щенкам и присела на корточки. От матери они явно взяли длину ног, от отца – густоту шерсти. Окрас у четырёх из них, включая упомянутого толстого, был в мать, трёхцветный, а двое были белыми. Аяна колебалась, но тут один из белых щенков подошёл к ней и радостно начал облизывать лицо и хватать за пальцы острыми молочными зубками. Она подняла его и пошла к Калди.
– Это кобель, – определила Калди с одного взгляда. – Вторая белая помельче, а этот будет большим, не ниже девяти ладоней. У него костяк, как у отца Ачу, а тот был очень большим для гончей.
– Я возьму его. Спасибо, Калди. Приходи к нам, если что-то понадобится!
– Хорошо. Заеду как-нибудь навестить твоих родителей, – махнула рукой Калди, возвращаясь к очагу.
Аяна нашла взглядом проход, ведущий во двор олем Ораи, и направилась к нему.
Двор олем Ораи был гулким и просторным, его отличало от большинства других дворов то, что в окнах второго этажа были толстые рамы с двойными стёклами. Там кроме летних спален находились утеплённые помещения, в которых зимой в не самые морозные дни можно было долго работать, не зажигая свечей и светильников. Если вышивка во дворе Аяны была не основной работой, а скорее дополнением к ткачеству и шитью, то олем Ораи в своём дворе занималась как раз украшением платья, занавесок, покрывал, подушек и даже обуви и сумок, тогда как за шитьё бралась гораздо реже.
Около сарая стояла двухколёсная тележка, принадлежавшая олем Ати. Её смирный низкорослый гнедой мерин, привязанный у корыта с водой, дремал стоя. Аяна поднялась на второй этаж, по пути встретив несколько правнучек олем, и осторожно постучала в дверь мастерской.
– Заходи! – позвала олем Ораи. – О, это ты, Аяна, моя девочка. Ты принесла мне выбеленные холсты?
Она прищурилась, вытягивая шею и пытаясь рассмотреть, что же держала в руках её гостья, и Аяна рассмеялась.
– Нет, олем, это наша новая собака!
– А, это, видимо, отпрыск белого любимчика Калди. Он похож на белёную ткань. – Олем наконец нашарила рукой очки и водрузила их на переносицу. – Теперь и мои волосы стали такими же белыми. Отпусти его на пол, пусть бегает. Если он испачкает пол, я позову кого-нибудь прибраться. Смотри, Ати, Аяна принесла нам немного снега с вершины горы, и у этого снега очень умные глаза.
Олем Ати сидела в широком кресле на овечьей шкуре, кто-то из внучек Ораи пристроил на поручнях мисочки с угощениями. Рядом на столе стояла большая кружка тёплого молока с мёдом. Олем лакомилась сдобной лепёшкой, разламывая её и размачивая в кружке.
– Как чувствует себя мама? – спросила она, подзывая щенка и угощая его кусочком.
– Сегодня она улыбалась. Но вы же знаете, как это бывает. Её настроение очень переменчиво.
– А мы тут как раз говорили о ней, когда ты пришла.
Олем Ораи наблюдала, как пушистое белое облачко бегает по комнате. За станком у окна сидела Асагни, одна из её правнучек, и ткала. Щенок поставил передние лапы к ней на колени, а девушка чесала ему уши.
– Аяна, скажи, а Нэни выбрала, за кого пойдёт замуж? – Ати вытерла рот платочком и повернулась к Аяне. – Рет или Миир?
– Я думаю, что это будет Миир, олем. Он вчера вечером сидел у нас, и мне показалось, что он сейчас накинется на Нэни. Он глядел на неё, как голодный смотрит на кусок хлеба.
Обе олем рассмеялись, потом Ати сказала, обращаясь к Ораи:
– Я же говорила, что эта девочка достаточно умна. Рет прекрасный парень, но этого для нашей страстной Нэни недостаточно. А вот Миир уравновесит её.
Ораи кивнула. Она помолчала, разгладила на коленях складки длинного кафтана своими пятнистыми пальцами с крупными суставами и аккуратными ногтями. Потом прямо посмотрела на Аяну.
– Милая, ты должна знать. Мы хотели, чтобы твоя мама стала следующей олем.
Аяна растерялась.
– Но как же ты, олем Ораи?
– Милая, мне уже восемьдесят лет. Кто знает, когда я покину этот мир. Если бы твоей маме не было так плохо, она бы уже этим летом стала олем. Конечно, её внук ещё не родился, но это неважно. Традиции – не закон, а лишь направление. Ати говорит, что то, чем болеет твоя мама, либо пройдёт к началу зимы, либо не пройдёт уже никогда. Мы надеемся на первое.
Ати кивнула, подтверждая слова подруги.