Если бы Дара не ожидал увидеть Мунтадира, он бы ни за что не узнал в грязном дикаре с осоловелыми глазами и отросшими волосами того самого эмира, которого он впервые повстречал в тронном зале. Хотя Дара знал, что несколько недель заточения способны сделать с мужчиной и не такое, подобное напоминание о переменах в их судьбе поражало. Мунтадир отощал, его кожа побледнела за месяц без солнечного света, а из-под грязного набедренника выступал рваный красный шрам от удара зульфикара, который должен был убить его. Ноги и руки покрывали синяки и царапины, на щеке вздулся рубец. Он шел по садовой аллее, еле волоча ноги, с кандалами на запястьях и лодыжках, под локти подхваченный стражниками, и Дара уже отсюда чувствовал, как от него смердит.
Но даже грязь и побои не погасили огонь в глазах Мунтадира, вспыхнувших, когда он заметил Дару. Он выпрямился, сверля его свирепым взглядом, а затем плюнул ему под ноги.
– Бич.
– Кахтани! – Дара взглянул на солдат. – Оставьте нас.
Он подождал, пока те уйдут, и поднялся на ноги. Он организовал встречу с Мунтадиром в укромном уголке внутреннего сада. Розы вились по светлой каменной стене, вода журчала в выложенном плиткой фонтане – безмятежность пейзажа шла вразрез с напряжением между мужчинами.
Дара остановился перед Мунтадиром.
– Сейчас я сниму с тебя кандалы. Надеюсь, ты не натворишь глупостей.
Ярость бушевала на грязном лице эмира, но он промолчал и не шелохнулся, пока Дара снимал кандалы с его запястий и лодыжек. Кожа под ними была истерта до крови и волдырей. Дара отступил назад с облегчением, борясь с искушением зажать нос.
Мунтадир окинул маленький дворик настороженным взглядом.
– Что тебе нужно?
– Поговорить. – Дара указал на таз с водой для умывания, который он принес Мунтадиру, а затем снял крышку с серебряного блюда с пряным рисом, зеленью и сухофруктами. – Ты, должно быть, голоден.
Взгляд серых глаз Мунтадира прилип к еде, но он не двинулся с места.
– В чем подвох?
– Никакого подвоха. Я решил, что наш разговор пойдет легче, если ты не будешь вонять гнилью и валиться с ног от голода.
Эмир не сдвинулся с места, и Дара закатил глаза:
– Создателя ради, завязывай с этими страдальческими настроениями, которые так любит твой народ. Ты же должен быть дружелюбным.
Не прекращая сверкать глазами, Мунтадир сделал шаг вперед и стал осторожно умывать лицо и руки водой. Его движения привлекли внимание Дары к маленькой дырочке в мочке его уха – там, где раньше находился медный реликт.
Мунтадир болезненно зашипел, ополаскивая пузырящуюся от волдырей кожу по-стариковски медленными движениями.
– Тебе нужна мазь.
– Ах да, мазь. Обязательно куплю по дороге в темницу. Кажется, она продается как раз рядом с горой разлагающихся трупов.
Что ж, во всяком случае, к нему вернулась словоохотливость. Дара придержал язык, наблюдая за Мунтадиром, который закончил умываться и уселся перед подносом уже с более привычным надменным видом. Он скептически осмотрел еду.
– Что такое? Или наша кухня не подходит твоему взыскательному вкусу?
– Почему же, мне очень даже по душе дэвская кухня, – возразил Мунтадир. – Только хотелось бы знать, не отравлена ли еда.
– Отравления – не мой стиль.
– Согласен, твой стиль – это пытать умирающего джинна угрозами в адрес его братьев и сестер.
Дара внимательно посмотрел на него.
– Я могу бросить тебя обратно в темницу.
– Что, и отказаться от потенциально отравленного обеда и твоего фантастического общества? – Мунтадир потянулся к блюду, слепил из риса маленький шарик и отправил себе в рот. Проглотив, он состроил гримасу. – Пресновато. Должно быть, кухарки тебя недолюбливают.
Дара щелкнул пальцами. Мунтадир отдернулся, но Дара лишь наколдовал кубок с вином и одним плавным движением поднес его к губам.
Эмир наблюдал за ним с нескрываемой завистью.
– Как ты сохранил свою магию?
– Создатель благословил.
– В этом я очень сильно сомневаюсь.
В одежде Мунтадира, вероятно, водились клещи, и он явно умирал от голода, но ел он как настоящий аристократ, и каждое его движение было выверенным и изящным. Это вызвало в памяти Дары воспоминания о той последней ночи в Дэвабаде, когда Мунтадир, в стельку пьяный, с куртизанкой на коленях, отпускал шуточки о своей предстоящей женитьбе на бану Нахиде.
Дара не сдержался:
– Ты ее не заслужил.
Слова прозвучали жестко, и Мунтадир застыл, поднеся руку ко рту, словно ожидая удара.
Но затем он расслабился и бросил на Дару недобрый взгляд:
– Ты тоже.
– Ты обижал ее?
Неподдельный гнев проступил на лице эмира.
– Я никогда не поднимал на нее руки. Я не поднимал руки ни на одну женщину. Я – не ты, Бич.
– Нет, ты всего лишь силой взял ее в жены.
Мунтадир смотрел на него враждебно.