Если упрек и задел Мунтадира, Дара не мог понять наверняка: слова точно стекали с него, как вода. Дара вдруг подумал, что у него должен быть в этом огромный опыт. Придворная жизнь, которую описывал эмир, казалась ему такой же опасной, как поле боя, и тем не менее Мунтадир успешно лавировал в ней десятилетиями, крепко держась за возлюбленного, о котором никогда не смог бы заявить открыто, усмиряя брата-идеалиста, чьи пылкие союзники с радостью задушили бы Мунтадира во сне, и постоянно имея дело с тираном-отцом.
Он был опасен. Возможно, Мунтадир и не владел зульфикаром на уровне своего брата, но на мгновение Дара пожалел, что на его месте сейчас не Ализейд. Дара знал, как сразиться в вооруженном поединке, но в этой сфере он не мог назвать себя равным Мунтадиру.
Бывший эмир, казалось, изучал Дару не менее пристально.
– Маниже придется признать меня своим зятем. Во всяком случае, публично. Это будет выглядеть, как попытка сохранить что-то от старого порядка. Как будто она искренне протягивает руку джиннам.
– А если Нари не захочет оставаться твоей женой?
– Будем решать проблемы по мере их поступления, Афшин. – Мунтадир указал на свои лохмотья: – На этой ноте: для начала не мешало бы привести меня в порядок. Не могу же я предстать перед дорогой маменькой в таком виде.
– С этим тоже могут возникнуть некоторые трудности.
– В каком смысле?
– В том, что весь разговор был преимущественно гипотетическим. Меня понизили в должности, и бану Манижа не желает меня видеть.
Мунтадир вздохнул:
– Мне действительно все придется делать самому, да? – Он отставил бокал с вином. – Тогда приступим.
20
В тусклом свете крошечной каюты Нари прижала пальцы к пульсу на запястье Али. Кожа была липкой на ощупь.
– С сердцем все в порядке, – пробормотала она и продолжила осмотр, изучая твердую шишку у него на виске, где она ударила его веслом. – Как твоя голова?
Али закатил глаза, встречаясь с ней сонным взглядом.
– Э-э… ты больше не двоишься.
На нее нахлынуло чувство вины.
– Мне так жаль. Я не знала, что еще придумать. Ты сопротивлялся, и я так испугалась, что если ты упадешь за борт…
Он коснулся ее запястья.
– Все в порядке. Честное слово. – Али попытался улыбнуться, но скривился, когда мышцы болезненно растянулись вокруг крупной шишки, растущей на его лице. – Пусть уж лучше меня приложат веслом, чем заманят в море таинственные голоса.
Нари потянулась к его сердцу.
– По крайней мере, подними печать и позволь мне тебя вылечить.
Его пальцы тут же сжались вокруг ее запястья:
– Нет. – В голосе Али зазвучал неподдельный страх. – Пожалуйста. Никакой магии. Даже с печатью. Не надо, пока мы в море.
Она старалась, чтобы голос звучал ровно, не выдавая ее тревоги.
– Что случилось прошлой ночью, Али?
– Я не знаю.
Его бил озноб, капли воды выступили на лбу. Нари потянулась за одеялом, которое позаимствовала у экипажа, и накинула на его дрожащие плечи.
– Это была не одержимость?
– Нет, мне так не показалось, – ответил Али. – Когда марид вселился в меня на озере и когда Себек рылся в моих воспоминаниях… я понимал, что происходит. Я чувствовал их
От его слов каждую клеточку ее тела сковало льдом. Нари не выпускала из рук одеяло, которым укрыла его, и внезапно ее охватило непреодолимое желанием закутать его, как в кокон, словно это могло защитить его. Она вдруг снова увидела Али падающим на колени, когда его пытала Манижа, снова услышала крик, когда его накрыла толпа голодных гулей.
Она резко втянула воздух.
– Али, больше никакой магии маридов. И не только в море. Не используй ее даже на суше.
Али смиренно вздохнул. У него был усталый вид, от чего он стал казаться одновременно и старше и уязвимее.
– Мы на войне, Нари. Это единственная магия, которая мне подвластна.
– Это не имеет значения.
– Но это
–
Ее настойчивость, казалось, застала Али врасплох. Он моргнул, а потом, похоже, снова попытался улыбнуться.
– Ты действительно никогда не позволишь мне рассчитаться со своим долгом, не так ли?
Он хотел разрядить обстановку, но шутка показалась Нари ударом под дых. У нее перехватило дыхание. Глядя на то, как он пытается улыбаться, такой больной и немощный… она чувствовала свою беспомощность.
Она чувствовала нечто такое, к чему не была готова. Нари быстро встала.
– Пойду, попробую настоять отвар ивовой коры на солнце. – Работа, ее излюбленный способ отчуждения. – Это должно помочь от боли.
– А ты… вернешься потом? – неуверенно спросил Али, внезапно смутившись. – И, может, останешься ненадолго?
Нари встретилась с ним взглядом:
– Да.