Золотая империя

– Сулейман тут ни при чем. Вот до чего мы докатились. Последние Нахиды дерутся в пыли за жизнь младенца. Как бы обрадовались джинны, увидев нашу кончину!

Неисповедимая печаль в рассказе Манижи терзала его душу. Гораздо проще было злиться на хладнокровно-отстраненную женщину, которая велела ему быть оружием и отвернулась от него, когда он не подчинился. Но Дара слишком хорошо понимал чувства того, кто всю жизнь как лев сражался за свою свободу, за свой народ, только чтобы в конце лишиться всего.

– Ты больше никому об этом не рассказывала? – тихо спросил он.

– Как я могла? Это лишь подтвердило бы худшие предрассудки джиннов, и я слишком хорошо понимала, какую цену запросит Гасан за мое помилование. – В голосе Манижи снова зазвенела ярость. – Я бы скорее покончила с собой, чем позволила ему прикоснуться ко мне.

– Каве знает?

Ее лицо вытянулось.

– Нет. Он чуть ли не боготворил нас. Я не могла так сокрушить его веру. – Она помедлила. – Но…

– Что?

– Аэшма знает.

Дара удивился бы меньше, если бы она сказала, что ифриты устроили танцы на мидане.

– Аэшма?

– Он явился вскоре после того, как я нашла тело Рустама. Сказал, что энергия поединка, магии и крови привлекла его внимание. Он знал меня. Знал мое имя, знал, что люди говорят о моих силах… он сказал, что надеялся однажды со мной встретиться.

– Но почему?

– Разве это не очевидно? – спросила Манижа. – Он хочет быть похожим на тебя, Афшин. Ифриты ждали появления Нахиды, достаточно могущественной, чтобы освободить их от проклятия Сулеймана. Ифритов осталось совсем немного, и срок их жизни приближается к концу. Они хотят покоя, и вкусить напоследок своей старой магии.

Дара уставился на нее:

– Только не говори мне, что ты ему поверила, бану Манижа… Не удивлюсь, если он только того и ждал, пока ты попадешь в подобную ловушку. Они с Кандишей могли сами оставить мое кольцо на твоем пути!

– Вероятно, ты прав. Но мне было все равно, Афшин. Я не могла вернуться в Дэвабад. Мой брат погиб. Я считала, что и моя дочь тоже. Кольцо – ты, моя единственная надежда – исчезла, а я хотела свободы, чего бы мне это ни стоило. Даже если это означало пойти на сделку с ифритами – и солгать им, потому что, по правде говоря, я понятия не имела, как снять проклятие Сулеймана. Я не думала, что это возможно.

Манижа отложила его реликт и стала шагать по комнате. Подол ее чадры посерел от пыли, дорожки которой, точно цепкие пальцы, тянулись вверх от мавзолейного пола.

– Но ты снова нашла меня, – сказал Дара, пряча боль в голосе. У него возникло стойкое ощущение, что каким-то непостижимым образом ему всегда суждено возвращаться к Маниже. – Точнее, мое кольцо.

– Низрин раздобыла твое кольцо. – В лице Манижи сквозила печаль. – Она так и не рассказала Каве откуда. Жаль, я не знаю этой истории. Жаль, я так и не смогла поговорить с ней и за все поблагодарить. Она была преданной и так много работала на благо нашего успеха. Она должна была это застать, а не проводить свои последние минуты, мучительно истекая кровью из-за какого-то дикаря шафита.

Дара не знал, что сказать. Низрин была лишь еще одним именем в длинном списке дэвов, чьи жестокие смерти он оплакивал, и поиск подходящих слов для соболезнования чужому горю начинал терять для него смысл.

– Стало быть, когда у тебя оказалось мое кольцо, а Кандиша рассказала, где оставила гнить мой труп, мой реликт больше был тебе не нужен.

– Я все еще сомневалась, что это сработает. Ты должен был умереть, когда Ализейд отрубил тебе руку – сосуд освобожденного раба нельзя отделять от его выколдованного тела. Но то ли потому, что тебя воскрешали с помощью крови Нахид, то ли по какой-то иной причине… не знаю. Но стоило мне взять твое кольцо, я сразу поняла, что ты все еще там. Твое присутствие пылало так ярко. Кольцо было у меня, твои бренные останки тоже. А когда я привела тебя в чувство… ты был таким.

Изумление в ее голосе и ее внезапное молчание дошли до него не сразу.

– Погоди… – проговорил Дара надрывающимся голосом. – Уж не хочешь ли ты сказать, что не планировала сделать меня таким? – Дара на короткое мгновение позволил коже вспыхнуть огнем. – Что ты не специально вернула меня в этом облике?

– Я освободила тебя, как освободила бы любого раба ифрита. Когда ты открыл глаза, а огонь так и не сошел с твоей кожи… я сочла это за чудо. – Манижа хрипло рассмеялась, но в этом смехе не было ни капли веселости. – Знамение от Создателя, хочешь верь, хочешь нет.

У Дары голова шла кругом.

– Я… я не понимаю…

– В этом ты не одинок. – Какой-то бессильный гнев, отчаянное желание быть кем-то понятой, казалось, овладели его обычно столь сдержанной бану Нахидой. – Неужели не понимаешь, Афшин? Я видела потрясение на лице Аэшмы, когда ты пришел в себя. Я понимала, как это выглядит со стороны, и понимала, какую силу приобрету, взяв на себя ответственность за то, что воскресила великого защитника дэвов в этом облике.

– Ты солгала.