К тому времени, как озеро вернулось на свое место, Али был выжат до последней капли. Он отпустил магию маридов, а затем его все-таки вырвало, несмотря на пустой желудок, и он упал в руки растерянного моряка.
Перед глазами плыло, а потом и вовсе почернело. Али силился оставаться в сознании, но это давалось ему все труднее. Он слышал бег шагов и чьи-то крики, странный звериный визг и звук ножей, пронзающих плоть.
– Где он? –
– Он здесь! – крикнул державший его моряк.
Чья-то нога ткнулась ему в бок.
– Ты умер? – спросила Физа.
– Пока нет. – Али сплюнул кровь.
– Хорошо. Тогда открой глаза.
Он открыл – и тут же пожалел об этом.
Симурги с неживыми глазами и кровавые звери кружили в черном небе, задушенном дымом. Брызги кровавого огня кошмарными падающими звездами орошали землю. А когда Али посмотрел вниз, на дворцовый сад, он понял, что животные крики, которые он только что слышал, доносились из зверинца его отца: все звери, включая каркаданна, использовавшегося для приведения в исполнение смертных приговоров, были выпущены на волю и с топотом носились по земле.
Бану Манижа явно не собиралась сдаваться без боя.
– Мой серп все еще у меня на поясе? – слабо спросил Али.
– Да.
– Можешь вложить его мне в руку?
– Зачем? Чтобы тебе было удобнее упасть на него, когда снова потеряешь сознание? Потому что сейчас ты явно не готов на что-то большее.
Несмотря на укоризненные слова, Физа помогла Али подняться на ноги и вложила ему в руку рукоять подарка Себека. Как только меч коснулся его ладони, Али почувствовал себя лучше – во всяком случае, мир стал вращаться медленнее.
Другой рукой он вцепился в перила корабля, палуба которого раскололась о наружную стену дворца. В висках у Али стучало, сердце было готово выпрыгнуть из груди – тело еще не оправилось от объема маридовой магии, который он только что использовал. Он не спал уже несколько дней и не мог вспомнить, когда в последний раз ел.
Но выспаться можно будет и позже. Первым делом – Дэвабад.
– Мы заключили договор, Физа. Ты провожаешь меня к Тиамат, и мы возвращаемся в Дэвабад, чтобы поступить по справедливости с твоим народом. – Али оттолкнулся от стены, вытирая губы. – И битва только начинается.
44
Нари то погружалась в сон, то выплывала из него, голова была налита свинцом.
– …все было ложью, Аэшма! На что потрачены десятилетия? Ты обещал нам свободу!
– Я обещал уничтожить наследие Анахид, и мы это сделали. Мы только что выпотрошили ее храм! Они остались без магии, и теперь сами рвут друг друга на части. Когда Манижа покончит с ними, от Дэвабада и этой расы жидкокровных предателей не останется ничего, кроме пепла.
– Мне следовало прислушаться к Шакру. Тебя всегда интересовало только одно – твоя личная мелочная вендетта против Нахид. Ты отвернулся от Кандиши, которая была нашей спутницей на протяжении тысячелетий. Ты оставил эту грязнокровную девчонку в живых после того, как она убила моего брата. Куда подевался тот Аэшма, который сражался с пророками и насылал штормы гнева на Тиамат?
– Теперь у нас есть печать Сулеймана! – возразил Аэшма. – У нас есть Нахида. Ее имя. В этом великая сила. Ты сам видел, что сделала Манижа, когда убила своего брата!
Слова омыли ее, наполовину лишенные смысла. Нари никогда не чувствовала себя такой слабой, скованной, словно ее разум и тело были опутаны колючей проволокой. Перед глазами мелькнуло перевернутое вверх дном изображение полыхающих садов и наполненных кровью фонтанов. Великий храм. На тропинке лежал убитый пожилой дэв в одеянии жреца.
Тьма снова поглотила ее.