Золотая клетка для светского льва

    – Мне пора, – сказал Костик, снимая со спинки стула пиджак, – хорошо посидели, – он кивнул на початую бутылку коньяка и два пустых бокала. – С Ирмой-то как?

    – Терпимо. Я провожу тебя.

    Они вышли из кабинета и… застыли.

    Рядом с лестницей стояла смущенная Евдокия Дмитриевна, ее щеки пылали, а пальцы перебирали тонкий поясок платья. Она была так счастлива и взволнована, что не видела никого, кроме человека, протягивающего ей огромный букет чайных роз.

    – Это и есть отец Дашеньки? – прошептал Костик, понимая, что ситуация действительно вышла из-под контроля.

    – М-м-м, – только и смог ответить Егор.

    – Они что… тоже жених и невеста?..

    – Я убью тебя! – донеслось в ответ тихое шипение.

    – Меня-то за что?

    – За все… за ставку, за Дашку и за то, что я сейчас наблюдаю… – выдавил Егор.

    – А мне кажется, они счастливы, – не удержался от ухмылки Костик.

    – Я точно тебя убью…

    Евдокия Дмитриевна приняла букет, пробормотала: «Спасибо, но зачем… мне безумно приятно…» – и только потом обратила внимание на сына и его друга. Чувствуя головокружительное смятение, она отправила не менее взволнованному Тихону сто первый взгляд благодарности и сказала:

    – Добрый день, Костя, очень рада тебя видеть. Как мама?

    – Здравствуйте, Евдокия Дмитриевна. Мама поживает прекрасно, передавала вам привет.

    – Спасибо, ты, пожалуйста, тоже передай ей от меня привет.

    Теперь, когда приличия были соблюдены, можно было подумать и о бегстве. Понимая, что впоследствии ей не удастся избежать вопросов Егора, Евдокия Дмитриевна улыбнулась Тихону и заспешила на второй этаж в свою комнату.

    Егор представил Тихона Константину и, скрипя зубами, потащил друга в коридор к гардеробной.

    – Он подарил цветы моей матери… – пробормотал он, – ты же не думаешь, что это серьезно?

    – Я думаю, что тебе уже ничему не стоит удивляться, – улыбнулся Костик, – ты, кстати, помнишь великие слова: как встретишь Новый год, так его и проведешь?

    – Молчи, прошу тебя, молчи!

    Одевшись, Константин вышел из дома Корнеевых и неторопливо направился к машине. Странное ощущение, будто он уже где-то встречал Тихона – этого пухлого, невысокого человека с круглым животиком, – терзало его душу. Он знал, что не успокоится, пока не вспомнит – где и когда мог его видеть раньше?

    – Где я его видел, где?.. – хмурился Костик, нажимая кнопочку сигнализации на брелке. – …усы… сощуренные серые глаза… где я мог его видеть… где?..

* * *

    Акулина Альфредовна страдала. Пропитанное злобой сердце ныло и вздрагивало, точно его кололи толстой спицей. Это за что же такое наказание выпало на ее судьбину и почему все планы лопаются, точно мыльный пузырь?! Растила, растила дочь, ночей не спала, берегла от дурного, а она, негодная, в Курносовы решила податься! А Феликс? Разве эта срамница подумала о нем?! Замечательный же человек: образованный, талантливый, а главное, искренний! И что теперь?.. Его сердце разбито, и не известно, сможет ли он еще когда-нибудь поверить женщине…

    Душевные метания Акулины Альфредовны достигли предела, и она, всхлипнув, полезла за платком в карман.

    – Все для нее делала… все, что могла и не могла, а она… – промокая глаза, пробубнила расстроенная мать. – Бедный Феликс, бедный Феликс…

    – Да что же вы плачете, – всплеснул руками Тихон, проходя мимо распахнутой двери кухни, – нельзя же так!

    Он зашел, налил из чайника в стакан остывшей воды и поставил его перед Акулиной Альфредовной.

    – Выпейте, – строго сказал он, хмурясь. – Не надо так переживать, ваша дочь полюбила, а это прекрасно…

    – Да уж! – перебила его Почечуева. – Вам хорошо говорить! Даша выходит замуж за обеспеченного человека, а моя дуреха – за голодного студента!

    – Вы так говорите, будто он ее может съесть… – замялся Тихон, который сам гнал мысли о замужестве любимой Дашуты как можно дальше. – И потом, вот вы хотели, чтобы Виолетта стала супругой Фомы Юрьевича… но он же тоже не богат…

    – Много вы понимаете! Он прекрасный человек, надежный… Такому можно простить даже отсутствие денег! – Акулина Альфредовна выпила воду залпом и откинулась на спинку стула.

    Тихон отметил, что ее манжеты и воротничок по-прежнему идеально белы, к тому же накрахмалены, похоже, она перешивает их каждое утро… а может быть, и три раза в день.

    – Ну, если даже отсутствие денег, – хмыкнул он, – тогда конечно…

    – Как он теперь будет жить?.. Несчастный, его сердце разбито, а вера в женщин наверняка подо-рвана раз и навсегда. Мне стыдно смотреть ему в глаза!

    Акулина Альфредовна вновь всхлипнула и, уже не стесняясь нахлынувших эмоций, безудержно зарыдала.

    Тихон присел на соседний стул и пожал плечами: как утешить Почечуеву, он не знал.

    – Вы за Фому Юрьевича-то хоть не переживайте, – начал он, царапая пальцем гладкую столешницу, – он взрослый мужчина, разберется…

    – Удар… ему нанесли удар… – глухо ответила Акулина Альфредовна, содрогаясь.

    – Так, может, вам… как-то поддержать его… – Тихон почесал затылок и нервно дернул себя за усики, – ну, в смысле… согреть теплым словом… э… э… вернуть веру в светлое завтра?..