Золотая кровь

Уже месяц они живут на даче. Галя, зная, что это всего лишь строительный вагончик, ехать сначала не хотела, но истомила городская летняя жара, и она стала собирать вещи. Дядя Петя с Алдоной поселились в палатке, и спать вдвоём с Ольгой Ивановной в вагончике оказалось даже комфортнее, чем дома, хотя из удобств здесь были только вода и электричество. Срок надвигался, и тётка уже забеспокоилась, поговаривая, что пора возвращаться в цивилизацию. Но никому не хотелось, даже Гале, которая загорела, много бродила по окрестностям, бултыхалась в небольшой речушке, в которой Петя и Степаныч ежедневно удили рыбу, и даже иногда что-то вылавливали.

А выехать пришлось спешно. В один из пасмурных дней, когда даже Петя с Алдоной не решались отойти далеко от участка, опасаясь попасть под дождь, к ним приехала Любовь Алексеевна с приглашением на баню и шашлык. Степенно прохаживающаяся по дорожке Галя ответила на звонок и вздрогнула, ухватившись за забор. После недолгого, но экспрессивного разговора, который до стоящих у вагончика не доносился, поспешила к ним с криком: «Мне надо в Москву!» Это был звонок от дочери, которая с рыданием сообщила, что умер отец. «А стоит ли?», — спросила Ольга Ивановна. «Катя в клинике, она и так в тяжёлом состоянии, а тут ещё это. Ей он отец. Я должна поддержать».

Далее заговорили деловито и без сантиментов. С одной стороны, вместе с Быкадиновым умерла главная угроза в отношении Галины и её беременности. С другой — неизвестно, кто правит бал в его доме теперь, и как это отразится на дочери. В общем, ехать надо. Но это опасно. Опасно и от окружения покойного, и в связи путешествием и волнениями на столь позднем сроке. Оля рвалась сопровождать, если уж Галя твёрдо решила ехать. Любовь Алексеевна явно была ошарашена прагматической тональностью разговора о смерти, и пришлось ввести её в курс дела. А она не смотри, что домохозяйка, сразу включилась в планирование предстоящего вояжа: если они беспокоятся о жизни дочери как одной из наследниц, то Оле сопровождать племянницу ни в коем случае нельзя, потому что покушаться на неё могут не только как на наследницу второй очереди, но и донора наследницы первой очереди; а ещё непременно нужно сопровождение охраны и юриста, да таких, чтобы их не перекупили. «Тогда Римма», — вырвалось у Оли.

Любовь Алексеевна устроилась под яблоней с телефоном и иногда прерывала разговоры, порционно выдавая промежуточные итоги: «У Риммы Ивановны имеется какая-то ксива полуадвоката, ещё доверенность сделает, в дороге подпишешь, сойдёт… Сергей готовит машину, это наш водитель-охранник, Оля его знает… так, вас будет сопровождать Андрей, он начальник службы безопасности в Лёшиной бывшей фирме, лицензия на охранную деятельность имеется, данные по Быкадинову и его окружению пробьёт… Оля, сейчас за тобой сосед заедет, отвезёт домой, соберёшь Галины вещи и жди Римму, её муж завезёт вас за кровью, прихватит всех остальных, и встретитесь на трассе на шестидесятом километре, Галя с Сергеем будут ждать вас в условленном месте, там отъезжающие пересядут, а ты с Альбертом сюда вернёшься».

«Почему вы мне помогаете?» — спросила растерянно Галина. «А я не тебе, я Оле помогаю. А ещё дочери твоей в её болезни, а ещё сыну твоему, пока не рождённому. Надеюсь, ты к нему не относишься как к расходному материалу?» «Что вы, я каждый день молюсь за дитя грешных родителей, отец его не хотел, а мать трижды отказалась, называя чужим». «Это ложь во спасение, главное — ты его любишь не только как брата дочери, но как сына».