Золотая кровь

Именно над этим работал отец незадолго до гибели. Расшифровывал письменность ольтеков и исследовал остатки пирамиды, найденной где-то на территории Акадии. А ещё он вёл подробный дневник, и все свои исследования описывал в двух экземплярах, один из которых складывал в папку, которую назвал: «Для потомков». Он говорил, что этапы исследования и умозаключения, к которым он приходит, расшифровывая записи, имеют отдельную историческую ценность.

И она знала, что эти документы у него лежали не здесь. У отца был ещё один тайник, куда он прятал некоторые бумаги. Он вообще любил всё делить и класть в разные места.

«Яйца нельзя класть в одну корзину».

Он любил повторять эту фразу. И благодаря этому простому знанию Эмбер ещё жива. Именно оно научило её всегда иметь запасной план и несколько тайников, и именно это не раз выручало её в настоящей жизни.

Эмбер направилась в комнату, которая служила отцу мастерской. Она находилась снаружи дома и примыкала к небольшой застеклённой оранжерее, созданной для самых крохотных созданий и бабочек. Часть стёкол в оранжерее разбилась отросшими ветвями дерева, да и бабочек уже давно никаких не было. Эмбер перешагнула через осколки, подошла к двери, надавив на неё, с трудом открыла и вошла в мастерскую.

Внутри всё осталось, как и раньше: стоял стол, и на полках лежали инструменты. Здесь, вооружившись увеличительным стеклом и кисточкой, отец часто исследовал какие-нибудь привезённые предметы. Тут стояли тиски и гончарный круг, и повсюду были разбросаны куски обсидиана, из которых отец пытался делать ритуальные инструменты ольтеков.

Его тайник тоже находился здесь. Эмбер взобралась на стол и сдёрнула с гвоздей деревянную планку карниза. Она знала, что там находится замаскированная ниша, где и был тайник. Планка подалась легко, и внутри тайника она увидела папку с бумагами. Эмбер аккуратно её вытащила, спустилась вниз и, присев на край подоконника, принялась разглядывать свою находку.

Часть бумаг оказалась в запечатанном сургучом крафтовом конверте, а часть — в обычной папке. А снизу лежала какая-то книга, изготовленная в дорожном формате, с обложкой из кожи, которую можно было обернуть вокруг и завязать, чтобы случайно не открылась. На папке был изображён тот самый знак, который ей показывал в карете сеньор де Агилар — глаз и лучи. Знак научного сообщества отца «Теолькун». Эмбер открыла папку и начала перебирать листы.

В то время, когда отец занимался исследованиями, она не особо интересовалась тем, над чем именно он работал. Она была маленькой и в основном играла с привезёнными им из путешествий амулетами, фигурками и табличками. И даже изображения страшных божеств ольтеков, высеченные на камне или сделанные из керамики, её совсем не пугали. Отец рассказывал легенды так, что в голове Эмбер каждое божество с его слов выглядело органично и занимало своё место под солнцем. И весь мир ольтеков она воспринимала, как какую-то сказку, рассказанную на ночь, местами страшную, местами забавную, но абсолютно нереальную. Что-то к этим рассказам добавляла няня Уруа: о туманах, ули-ули, пыльце орхидей и орехах андироба*, и всё это сплеталось в узоры причудливого мира, который Эмбер видела только в своём воображении. Но в чём научная ценность работы отца, она не знала, да и не пыталась понять. Потом она стала взрослее, и у неё появились другие увлечения, а потом…

…потом всё закончилось.

Мир повернулся к ней своей изнанкой. И только сейчас, став взрослой и пройдя через все испытания, которые ей подбросила жизнь, она могла взглянуть на работу отца совсем иначе. Время, проведённое у шамана Монгво, живая магия ольтеков и мир эйфайров, в который она вынуждена была погрузиться, открыли ей много нового, и сказка неожиданно оказалась её новой реальностью.

Поэтому теперь, держа в руках бумаги отца, Эмбер испытывала странное чувство, возвращаясь к воспоминаниям о его рассказах, которые стали всплывать в голове сами собой. И то, что она не понимала, будучи маленькой, сейчас стало наполняться для Эмбер совершенно новым смыслом.

В папке лежали листы, испещрённые аккуратным бисерным почерком отца, и рисунки с изображением ольтекского алфавита. Она вытащила один из них.

Ключ к письменности ольтеков был давно утерян, и те, кто всё ещё говорили на этом языке, уже не могли дать ответов на то, что означают символы на пирамидах, найденных артефактах, глиняных табличках и остальных предметах раскопок. Прочесть это стало невозможно. Отец очень долго пытался расшифровать эту письменность, и вот сейчас Эмбер держала перед собой результат этой расшифровки.

Она медленно перекладывала листы и изумлялась. Отец всё-таки успел закончить этот алфавит. В папке лежали листы с сотнями знаков, и напротив каждого из них рукой отца были выведены обозначения. Где-то это были звуки, где-то слоги, буквы или целые слова, а также сочетания. Язык ольтеков оказался сложным и многослойным.