Золотая кровь

Эмбер вдохнула поглубже, потянула кепку за козырёк и, засунув руки в карманы, поспешила вниз по улице.

Чистая брусчатка, выложенная в ёлочку, такая знакомая…

Здесь должен быть поворот и перекрёсток, на углу которого стояла когда-то водонапорная башня из красного кирпича, за ней — красивый фонарь, а дальше начинается квартал Садов…

И только шагнув на перекресток, она поняла, почему ей вспомнился этот маршрут.

− Ты знаешь, что эту башню построил твой дед?

Палец отца обрисовал величественное сооружение: карминно-красную башню. Отец как-то рассказал ей сказку о том, что в этой башне живёт фея воды. И благодаря ей в каждом особняке на Голубом холме вода всегда чистая и свежая.

Они ездили на прогулку в королевский сад, и Эмбер сидела у него на коленях, разглядывая чугунные кружева заборов и балконных решеток в особняках, стриженые изгороди и фонтаны, и длинные лиловые и пурпурные ветви бугенвиллей. В день Святой Маргариты в королевском саду всегда устраивался большой праздник, и можно было увидеть королевскую чету…

Эмбер замедлила шаг, ощущая, как сердце начало болезненно колотиться в груди.

Эта улица…

Авенда Наранья…

Пальцы вцепились в прутья чьего-то забора.

Там дальше, в самом конце этой улицы, стоит её дом.

Раньше стоял её дом.

Когда-то… давно.

Флёр-де-Азуль. Лазурный цветок. Так назывался их особняк.

Корка забвения, скрывавшая воспоминания, треснула, как скорлупа кокосового ореха.

Эмбер остановилась и просто смотрела туда, где за каменной кладкой забора высились огромная сейба* — хлопковое дерево. Она росла напротив ворот, как верный страж, охраняя въезд во двор от посторонних. Так ей казалось в детстве. И её торчащие из земли корни, похожие на огромные спины спящих крокодилов, всегда приходилось объезжать по большой дуге подъездной аллеи. Кажется, она стала ещё выше и шире. Наверное, её ветви совсем накрыли двор, а корни сломали гранитную плитку. Отец всегда этого боялся, но это дерево любил, не давая срубить…

Тёмно-серый забор заплели лианы и плющи, и даже издалека на нём виднелся тёмно-зелёный покров изо мха, расшитого бахромой висячего папоротника, заполнившего швы между камнями.

Эмбер сделала шаг, другой…

И хотя здравый смысл подсказывал, что ей не нужно туда идти, не нужно этого видеть: не сегодня, Эмбер! Не сейчас! Но, словно кролик, смотрящий в глаза удаву и идущий навстречу своей погибели, она не в силах была заставить себя остановиться.

Сквозь щель в осыпавшейся кладке она разглядела кусок заросшего двора, извилистые ленты корней сейбы, взломавшие гранитные дорожки, и покрытую слоем старых листьев и веток подъездную аллею. В зелени филодендронов* утонул фонтан и статуя феи воды, которую отец поставил в центре большой мраморной чаши специально для Эмбер.

Все окна в доме были закрыты ставнями, с которых давно уже слезла голубая краска. Лианы пробрались и по фасаду, а крыша сплошь поросла мхом. Двор выглядел давно заброшенным, и лишь птицы, радостно посвистывая, перелетали с ветки на ветку.

В этом доме никто не жил с тех самых пор…

Это место проклято…

Последний дом на улице, на самом краю обрыва, с балконом, опоясывающим второй этаж, с которого открывался потрясающий вид на Лагуну…

Эмбер дёрнула калитку — заперто. На воротах огромная цепь и такой же огромный замок. Замок заржавел… Петли заржавели…

Всё давно заброшено.

И только красный крест в круге нарисован на заборе свежей краской, поверх такой же, выгоревшей на солнце. Знак того, что в этом доме когда-то была чёрная гниль. Никто в своём уме не полезет сюда. Именно поэтому дом пустует так много лет и до сих пор не разграблен мародёрами. Чёрная гниль убивает очень страшно, и её споры могли сохраниться внутри. Люди так думают. И те, кто нарисовал этот знак, знали, как отвадить от места преступления любителей лёгкой наживы. А уж потом легенду пришлось поддерживать с помощью городской лекарской службы.

Пальцы стиснули прутья решетки, и Эмбер прислонилась к ней лбом.