Золотая Ладья

Князь и его вои выстелили целый ковер из неприятельских тел. По этому кровавому, дымящемуся полотну предводитель варнов добрался до полога деревьев, разметав перед собой последние преграды. Закрывавшие его спину Будила и Корибут наконец осели в траву, вдоль и поперек посеченные вражьими клинками. И вот уже спасительный лес принял в себя Куяна, растворив среди стволов и ветвей.

Дальше князь просто шел, точно в беспамятстве, цепляя грудью сучья, задевая ногами коряги. Шум сечи позади него затихал. Березняки переростали в густой смешанный лес, который все сильнее затягивал Куяна в свое тенистое нутро. Землю покрыли толстые корни, усыпанные хвоей и палой листвой. Потом стало попадаться все больше поваленных сосен и елей, пни с облезлой корой и муравейники. Где-то высоко в ветвях лениво ворчал поползень.

Куян крутил головой по сторонам. Он не понимал, куда идет. Только сердцем ведал, что отчие боги сами должны направить его на верный путь, раз сохранили до срока его жизнь ценою жизней стольких родовичей. Князь перестал ощущать время. Должно быть, он брел уже очень долго, несколько раз спускаясь в заросшие дроком низины и на дно больших илистых оврагов, где скакали зеленушки, собирая рассыпанные по земле желтые семена. Дважды перед ним появлялись ручьи, которые Куян перепрыгивал. Один раз — дорогу перегородила гора старого бурелома, которую князь обогнул краем.

Лес потемнел и сгустился. Это была настоящая дремучая чаща, где не стало даже заячьих троп. Двигаться приходилось медленно, проваливаясь в ямки с сухостоем, увязая во влажных мхах. Неожиданно Куян остановился. Ему показалось, что в просвете ветвей мелькнула ивовая крыша какой-то лачуги. Сперва князь подумал, что ему привиделось от устали, даже глаза протер. Нет, лачуга не пропала. Прибавив шагу, Куян поспешил вперед, хрустя валежником. Ему вдруг сильно захотелось узнать, кто живет в такой глуши. Совсем скоро за шероховатыми ветлами и ракитниками открылась землянка. Жердяное перекрытье ее кровли было проложено земляным слоем, поверх которого крепились увязанные лыком ивовые прутья. Сомнений у князя не было: если тут приютилась какая-то волгарская семья, то для него она не представляла угрозы. Но уж скорее, ветхая лачуга походила на жилище отшельника.

Согнувшись в три погибели, Куян спустился вниз по скрипучим ступеням. Стены, проложенные мхом, явно состояли из дубовых плах — князь ощутил это по запаху. Пол был твердым, глиняным, гулко звеня под ногой. Но через два шага подошвы сапог коснулись мехового ворса. Видно, лежали расстеленные шкуры. Смутно проступили в жилище контуры очага, лежанки и столешницы.

— Ты кто, отрок? — лежак заскрипел, в углу кто-то приподнялся на локте.

— Какой я тебе отрок, дед, — ответил Куян, еще не зная, сердиться ему или смеяться. Даже впотьмах он различил, что перед ним старец.

— Да мне, сынок, все отроки, — молвил хозяин землянки, зажигая лучину и укрепляя ее в ставце. — Окромя, конечно, наших дубков. Они малость постарше меня будут.

— Сколь же тебе лет, дед? — Куян не сдержал улыбки. Он увидел седого, как лунь человека с почти коричневой морщинистой кожей. Космы волос доставали ему до пояса.

— Века полтораста точно отмахал, — отозвался старец. — Коли не больше. Считать устал.

— Ой ли? — усомнился князь. — Ужель Макошь так много людям отмеривает?

— Отчего ж нет? — пожал плечами старец, выпрямляясь на лавке. — Я ведь в лесу живу, со всеми духами его знаюсь, все секреты его давно выпытал. Вот только немощь с каждым днем все ближе подкрадывается. Стал часто в Страну Забвения уходить, Навь и Явь путать…

— Ты волгарского роду будешь?

— Нет, сынок. Из лугов я. Жили тут когда-то такие во времена давние, позабытые. Ты присядь. Угостить мне тебя нечем, разве что былицами попотчевать.

Князь оглядел скромное убранство лачуги. В ней не было даже посуды.

— Чем же ты кормишься, дед? — спросил он с недоумением. — Чем силы свои питаешь?

— Пища моя — свет Солнца, Луны и Звезд, соки дерев. Питие мое — все лесные яды.

— Чудной ты, старик, — Куян разглядывал отшельника во все глаза. — Сильно чудной.

— Поживешь с мое — и не таким премудростям научишься, — усмехнулся хозяин землянки. — Жизнь — наш главный наставитель. Надобно только уметь ее слушать. Тогда уразумеешь языки всех птиц и зверей, секреты всех навьев, сердце Нездешнего…

— Ты из жрецов что ли? — не понял его князь.

Старик покачал головой.

— Из воев, из вождей ратных — как и ты.

Сказанное отшельником еще больше удивило Куяна.

— Отец мой над лугами главатарем был, — прикрыв веки, заговорил старик. Он вновь откинулся на лежанку. — В походы дальние ходил под началом могутного Радагайса. Я — опосля него над родом встал…

— Обожди, дед, — насторожился Куян. — Ты про какого Радагайса толкуешь?

— Про того самого, которого ныне богом бранной удали почитают на севере.

— Радогоста?