Золотая легенда. Святые мужи

Еще одно различие между Франциском Ассизским и преподобным Серафимом Саровским Лодыженский находит в их отношении к подвигу как таковому. Франциск идеализирует сам подвиг, относится к нему с необыкновенной восторженностью, которая резко контрастирует с простотой преподобного Серафима. Для русского подвижника важна цель – победа над страстями, Франциску нравится сам процесс. «Идеализация Франциском христианских подвигов, – пишет Лодыженский, – замечается и по отношению к подвигу милосердия… В глазах Франциска нищие были существами, весьма высоко стоящими сравнительно с другими людьми. По воззрениям католического святого, нищий являлся носителем священной миссии, будучи образом странствующего бедного Христа. Поэтому в своих наставлениях Франциск даже обязывает своих учеников просить милостыню. Что касается Серафима Саровского, то он, относясь к нищим с христианской любовью, самого нищенства не возвеличивал… и нигде в его указаниях нет намека на требование от монахов, чтобы они ходили просить милостыню»[10].

Отмечает Лодыженский и восторженность Франциска при его воспоминаниях о земных страданиях Христа. Он ссылается на жития этого подвижника, где описывается, как он, опьяненный любовью и состраданием к Христу, напевал французскую песнь о Господе, имитируя при этом игру на скрипке. Оканчивалось это пение слезами жалости и усиленными вздохами, и Франциск, останавливая глаза на небе, впадал в забытье. Лодыженский считает, что, в отличие от преподобного Серафима и других восточных подвижников, у Франциска Ассизского смирение не стало свойством его души. Оно «находило на него лишь единичными порывами, хотя и весьма сильными… В натуру Франциска врывались часто совсем другие настроения. Так, из биографии Франциска мы узнаем и про такие речи Франциска к своим ученикам: „Я не сознаю за собой никакого прегрешения, которое не искупил бы исповедью и покаянием. Ибо Господь по милосердию Своему предоставил мне дар ясно узнавать на молитве, в чем я Ему был угоден или неугоден“ (В. Герье. „Франциск“, стр. 124). Слова эти, конечно же, далеки от настоящего смирения»[11]. Эти последние слова особенно отчетливо свидетельствуют о внутреннем различии восточного и западного мировоззрений, не позволяющем нам на каком-то глубинном уровне сделать христианское служение единым процессом.

При всей тонкости и верности наблюдений в рассмотрении Лодыженского и других христианских авторов, несколько смущает одно обстоятельство. Постоянно отчетливо видно, что они предпочитают трактовать отличный от отечественного опыта мистический путь западных подвижников априорно как неверный. Несмотря на имитацию жизни Христа, на видение себя великим апостолом любви, посланным для спасения людей в мир, Франциск все-таки понимал разницу между своими силами и силой Божией. Это ясно видно из описания видения на горе Альверна, где Франциск, увидев два больших света и узнав в одном из них Христа, а в другом – себя, молился: «Господи! Что я пред Тобою? Что значу я в сравнении с силою Твоею, ничтожный червь земли, ничтожный твой служитель?»[12] Именно это сравнение себя с Божеством и было смирением Франциска.

Но не к такому смирению призывает христиан церковь Восточная в «Добротолюбии» и других поучениях. В качестве примера Лодыженский приводит преподобного Серафима Саровского, у которого нигде не заметно даже намека на сравнение себя с Богом. «Вместо этих сопоставлений он непрестанно отдавался только одному эмоциональному движению: чувству своего греха (несовершенства) и сокрушению сердечному об этом грехе»[13]. Таким образом, на взгляд восточного христианина, при всем своем кажущемся смирении Франциск подвержен греху гордыни. Франциск же, видя себя слабым перед Богом, тем не менее осознавал себя праведным, угодным Богу. Особенно ярко это проявилось в последних словах Франциска, где он прощал и отпускал грехи всем братьям своего ордена. Сделать это его могло подвигнуть только осознание собственной святости, что совершенно не похоже на последние минуты подвижников, почитаемых Восточной церковью. Все они умирали в сознании собственного несовершенства, в надежде на прощение милосердным Господом их собственных грехов.