Золотая лоция

Все поглядели на него с сожалением.

— Не знаю я, делать чего. — Стовов наклонил голову, подставил кулак, кольца вдавились в морщины и кожу лба. — Не знаю. Боги ведают дни. Жертву надо. Людскую.

— Зарёкся ты человечину палить живую, резать, — осторожно сказал Оря. — Три года как минуло.

— Водополк волхам своим разрешает, Чагода Мокрый тоже, — промычал князь.

— Не будет косатый невольщиков брать, — неожиданно прохрипел Хитрок и, прокашлявшись, добавил, уже ровно: — Если хотел, то, когда в его становище пришли, взял бы уже. Верит он. Или обиду делать не хочет. Нужны мы. Отчего — не ведаю.

— Верно говорит полтеск, — оживился Вишена. — Отчего Дагобер сразу не взял заложника, как в лагерь пришли? Когда у дуба он отпустил Рагдая с Вольгой и другими к нам, к оврагу князь с Ацуром были у них в залоге. Потом, как в город их пришли, франконский, их отпустили. Чего не оставил?

— Хитрый он. Король этот, — значительно сказал Оря. — Клянусь Матерью Рысью.

— Думаю, верховодит всем меленький, седой такой, что при нём, — подняв голову сказал Стовов, блеснув глазами. — А того, краснолицего, в рубахе синей, я точно придушу.

— Миробад, — сказал Рагдай.

— Что? — не понял князь.

— Зовут его так, краснолицего, — пояснил кудесник и затянул, будто запел: — Странно все. И Пража, и Ирбис хан поблизости, и путь его от Маницы, и обоз его с тяжёлыми возами, и Руперт, укравший Крозека. В Вуке Крозека тоже кто то хотел взять, и человек, кого видел я, видел нас в устье Одры.

— Что за человек? — насторожился Вишена.

— А? — Мечек повернул голову к Рагдаю. — В устье Одры? Примета какая?

— Тогда, после встречи, когда стребляне стрелы пускали в варягов издали, а потом признали… — Рагдай посмотрел на Вишену, тот кивнул. — Потом во тьме шли, вдоль берега. По всему берегу костры были. Потоп там был…

— Был, был. — Вишена цокнул языком. — Не томи, кудесник.

— У костра, на берегу, Решму я видел. — Рагдай развёл руками, словно извиняясь.

— Это того, что в Тёмной Земле со Стововом на стреблян пришёл? Медведь гора, Звенящий холм, Мать Матерей?

Вишена наклонил голову, внимательно вглядываясь в кудесника.

— Тот?

— Решму убил Дусь, — хмуро сказал князь.

— Это так? — Кудесник уставился на Стовова. — Сам видел?

— Я послал Дуся с десятью старшими мечниками, на болота, — упрямо заговорил Стовов. — После того как провалилась Медведь гора, приказал искать изменника. Найти. Убить. Нашли. Убили. Тело бросили в трясину. Жабам.

— Дусь этот где сейчас? Тут? — быстро спросил Рагдай.

— Нет, — мотнул головой князь. — Руги взяли позапрошлой зимой, убили. Меня не было.

— А другие? — Рагдай подался вперед. — Где?

— Ломонос там был, Жеребило. Да что такое ты хочешь выведать? — разозлился князь. — Не веришь мне, людям моим?

— Я видел Решму на берегу, ночью. До него было шагов полста. Он был у костра… — Рагдай снова сел прямо. — Я не мог ошибиться. Я не только видел его, я чуял его.

— Он такой, — важно кивнул Вишена. — Он чует, клянусь Одином.

— И что теперь? — спросил Мечек, поправляя голову Хитрока, который облокотился на его плечо и снова заснул.

— Не просто это, — закачал головой Рагдай. — И Решма, и Крозек. Неспроста. Монах странный, люди в Вуке, что псаря хотели забрать. Хитрок говорил, как не люди они. Странно.

— Не знаю, как Решма, — Стовов вздохнул, — а наутро придёт этот краснолицый…

— Миробад, — подсказал Рагдай.

— Миробад. Скажет — давай. — Стовов шумно выдохнул. — Идём. Пражу разорять. Подломись нога.

— Делать то чего будем? — с заметным утомлением спросил Оря. — Быть как?

Снаружи послышался шум. Не то поднялся ветер, не то двигалось людское множество. Говорили. Неразборчиво. Захрапела лошадь. Закаркали вороны.

Один из полтесков, стоящий перед пологом, сказал:

— Он тут. Отойди.

— Пусти. Или позови конунга, — ответили ему. — Гельга умер.

— Гельга? — Вишена вскочил, поднялся и Рагдай.

Стовов повернул ковш так, чтоб резы с дождём были напротив глаз, наполнил его вином, весь выпил. Вишена, слегка подталкивая кудесника ладонью, согнулся под копьём полтеска, держащим полог, прошёл через пыль и разогнулся на солнечном свету.

— Где он?

— Тут, — ответил Эйнар, отступая.

Ингвар и Ульворен разошлись в стороны, и Вишена увидел Гельгу.

Тот лежал на спине, на рогоже, на которой его поднесли к шатру: ладони были сложены на груди. Под ладонями, вдоль тела лежал обнажённый меч. Руки кормчего не соскальзывали в стороны, их не надо было поправлять, они уже занемели.

— Гельга, — только и сказал Вишена, склоняясь над кормчим. Он лежал тихим и казался умиротворённым. Нечёсаная седая борода его была вся в крошках, веки закрыты, белые, они выделялись на фоне тёмно красной, выветренной, выжженной, шелушённой кожи лба и щек. Нос его уже заострился, а ступни были в жёлтых провалах там, где раньше бугрились синие жилы. Вишена оглянулся. Из шатра вышли все. Стовов хмуро уставился на столпившихся варягов, на лежащее тело и блики на выбоинах клинка.

— Он был лучший кормчий в Ранрикии, — по варяжски сказал Вишена.

— Он заплатил моему отцу, чтоб я смог уйти с ним в Вук, — кивнул Ульворен.