Княжна Ясельда была молодой девушкой, лет восемнадцати, может быть чуть меньше. Высокая и стройная, голубоглазая и бледная, она была красива той простой красотой, что сводит обычно мужчин с ума своей загадкой обоятел ной нежности. Казалось, ничего не было красивого в её лице, голосе и поведении. Брови и ресницы как будто вылинявший от солнца, широко расставленные круглые глаза, чуть вздёрнутый небольшой нос, несуразно большой рот с бледным губами, слишком близко сидящий к носу, маленький подбородок. Робкий, быстрый, но умный взгляд, угловатые движения и тихий, больше похожий на шёпот, не звонкий голос.
Её младшая сестра Отриса была от роду, наверное, двенадцати лет, или меньше, была темноволосой, кареглазой и длинноносой. Удлиненное её лицо постоянно было покрыто ярким румянцем. Смелый взгляд с любопытством глядел в мир, а голос был звонким и упрямым.
Подойдя к ним, Стовов отстранил рукой одну из их служанок, вставшую перед ним, и сказал девушкам:
— Теперь вы мои пленники, я буду держать вас при себе до тех пор, пока не вернусь из западного похода. Вас никто не тронет и не будет притеснять, как княжеских дочерей вам будет оказвно уважение, но если ваш отец или братья пойдут на мои земли в моё отсутствие, я сделаю вас рабынями или убью, перед этим надругавшись вместе со свои и дружинниками.
— Или в жертву, — подсказал Семик.
— Или в жертву принесу Яриле княжескую кровь, для лучшего плодородия полей и лугов.
— Прошу, не трогать наших служанок и капище нашего города, — сказала Ясельда, глядя себе под ноги.
— Хорошо, — ответил князь, — пусть они отправляются с нами, и ухаживают за вами, как и ваш книжник грек, пусть отправляется с нами.
— Меня зовут Пётр, — сказал грек, по-славянски, — ваши поступки противны богу нашему Иисусу Христу, и только языческими заблуждениями могут быть оправданы.
— Кому?
— Царю Иудейскому и Небесному.
— Это где?
— За Хазарией, Кавказом и Сирией.
— Это он что сказал, он что-то казал против нашего бога Ярилы? — переспросил у товарищей Тороп.
Он подолёл к греку, и изо всех сил ударил его рукоятью меча в живот.
Пётр со стоном упал в грязь, а дружинник толкнул его несколько раз подошвой сапога, наровя попасть в пах.
— Пошли со мной к лодиям, — Тороп схватил за волосы через платок служанку, что пыталась заслонить госпожу, и потащил её за собой.
Через три шага женщина поскользнулась и упала, но Тороп продолжал тянуть её за собой уже по грязи, словно мешок с тряпьём.
— Погодите! — крича бросился за ними старик Лех, но его остановил стреблянин ударом дубины по голове.
Кучки белой кости с клочками волос и бурой жижей разлетелись в разные стороны и старик упал, как подкошенный. Княжны и служанки, и, даже три воина чудина, застыли от ужаса.
— Вот как надо бить! — одобрительно крикнул Оря, бросая, наконец в грязь и свой страшный трофей, — пусть знают все, что стреблянская палица не уступает мечу.
— Когда коса начинает косить, то трава рано или поздно найдётся, — загадочно сказал Хетрок, делая знак Вольквину в направлении толпы горожан.
— Не надо, прошу, сжальтесь, не надо! — умоляюще закричал Чагода, — нам на этой земле нужно держаться вместе, среди чуди и води поганой!
— Кому это нам? — зло спросил его князь, — ты русов и словен с прочей литвой не ровняй, тем более с кривичами.
— Вяжите его, нужно выведать, где Водополк прячет своё золото и серебро, — сказал Оря Стреблянин оглядываясь на медленно приближающуюся со всех сторон толпу.
Ломонос снял с пояса вирника ремень. Снял с него ножны с ножом, сумку с весовыми гирьками, записями на бересте, и стал связывать руки вирника за спиной. Тот, всё ещё не придя в себя от хмеля и удара в живот, сопротивления практически не оказал.
— Бросайте оружие! — тем временем крикнул грозно Семик чудинам, охранявшим княжён.
Воины вирника, и до этого проявляя полную нерешительность и трусость, видя, что их воевода сдался, со стуком бросили перед собой на мостки копья и щиты, отступили к крыльцу, потупив взоры.
Несколько десятков мужчин из толпы, побуждаемые криками женщин, вооружённые палками, ножами и камнями, подступали нерешительно, но сначала стребляне ранили одного, ударив топором в плечо, потом Тороп, на ходу, проложил себе дорогу с помощью меча, пробив другому грудь. Вооружение горожан, их нерешительности, говорила, что они намеревались, самое большее, побить пришельцев и выгнать, избегая убийства. Наконец, по жесту Хетрока, бывшие с ним полтески во главе с Вольгой напали на толпу и стали копьями убивать и ранить горожан с невероятной быстротой. Не успел никто опомниться, как десяток мужчин уже лежали в крови на мостках и грязи, со стонами или уже мёртвые, с пробитыми шеями, лицами, животами и конечностями, а полтески не останавливались. Когда к избиению присоединились стребляне, горожане побежали в проходы между домами о оградамм, толкая, опрокидывая друг-друга с криками:
— Секут! Секут!
— Бей их! Бей! — кричали другие голоса, воинов, бегущих с пристани вверх по склону через ворота, в облаке пара дыхания и сверкания оружия.