Золотая лоция

— Очень даже понятно, просто у вас, у славян, пришедших с юга через Гнездо, такое отношение к женщинам, — ответил чудин, — у нас, у саамов, лопарей, нурманов, родившихся девочек легко в голодные годы уносили в лес, а в обычные годы девочек, рождённых от наложниц и рабынь не признавали и тоже уносили в лес умирать. У словен и у кривичей, мало того, что никого никогда в лес не уносили, так ещё принимали к себе чудских, лопарьских и заволочьских девочек с матерями. Потом они начинали говорить по-славянски и становились вашими. Всё потому, что вы, славяне, кормитесь больше от земледелия, прокормить можете столько, сколько земли возделаете вместе. Мы-то всё по хуторам, охотничьим заимкам, всё для себя, да себе одним. Принято зарыть золото в землю с мертвецом, пусть даже соседских детей, и своих собственных детей от наложниц и рабынь убьют. А у вас всё вместе делается и делится, общинами, пусть мало, но всем чтобы досталось. Дети-сироты могут пройти по чужим домам, и горе той семье, что откажется сиротам помочь куском хлеба. Всё потому, что славяне с юга, с Днестра, где не знают власти жадности. Когда в Руссу пришли из Гнезда родители Водополка, славян было в десять раз меньше, чем голяди ильменской, чуди и лопарей. Только за одно поколение число пришедших сравнялось с числом живущих здесь издревле, и кривичи построили города на Волхове и Новоозере между нашими городов. Лопари вообще ушли к Новой реке, а кто не ушёл, тот стали по славянски говорить, и жить между кривичей на волоках и стали землю пахать и огораживать. Славянки-то, по десять и более детей рожают, двойнями, тройнями. Куда там чуди и лопарям узкозадым угнаться… А ещё через поколение кривичей здесь больше них будет. Сейчас Водополк уже в Бьярмии воюет, скоро дорогу на Каргово поле захватит, оседлает торговлю северян мехом, солью, тальком из Туле и с северных варанг. В общем, перерожали вы нас…

— Перерожали… — задумчиво повторил за ним Семик, наблюдая за не совсем решительной в борьбой дружинников со знатными женщинами.

— Нет, вот как надо, — сказал Стовов, подходя к Ясельде и отстраняя растерянного молодого дружинника с расцарапанным уже ногтями щекой.

Князь схватил княжну за волосы у затылка и потянул их, упираясь ногами в сундук одного из гребцов. Голова Ясельды от этого запрокинулась назад. Глаза их встретились, и князь вдруг понял, что прекраснее этого взгляда, с плывущими в нём отражениями голубых облаков и тусклого солнца, он никогда не видел. Слёзы на раскрасневшихся щеках девушки мерцали стеклянными бусинками. От неё пахло цветами и весной. Ясельда задохнулась, пальцы соскользнули с оковки щита. Она упала на спину, ударившись спиной о весло. Князь потащил её к навесу как убитого тюленя.

— Вяжи её! — сказал он, — как стреблянских рабов вяжете!

Ломонос грубой верёвкой из кожи стянул княжне локти за спиной. Такой же приём применил Стовов и к Орисе. Служанки смирились сами и дали себя связать. Горькие рыдания женщин были слышны и со стороны города. Воздевая руки к небу жёны и наложницы Водополка кричали пленницам слова одобрения. Стовову они кричали просьбы о снисхождении. Мудрое их поведение, не допускающее ни угроз, ни попыток напасть на судовую рать, нашло оправдание в отсутвии кровавой расправе над княжнами. Жестокость Стовова, известная всем и здесь, способность его без промедления проливать кровь невинных, послужившая основой его багрянородного прозвища, сыграло здесь на удивление благую роль. Заложники остались живы и даже увидели мать Ладу, а та увидела их живых и здоровых.