Если бы не утлые, жалкие жилища, можно было решить, что все эти саксы, полоки, лютичи не плыли ещё вчера верхом на корягах и вязанках соломы прочь от аваров и пустоши голодного края, а сошлись на торжище или решили основать новое селение. Где то крутили трещотку, били в бубен с колокольцами, кто то спал прямо в пыли. Нищие ползали от очага к очагу. Продавали рабов, толпились вокруг танцовщицы, шептались с гадалкой. Наконец, миновав столб с привязанным, вздувшимся, воняющим телом, разбитым камнями и палками, едва не сцепившись с угрюмым всадником, правящим не разбирая дороги, они вышли к самым воротам Вука. Отдали половинку серебряного эре воину с гребнем, в помятом шлеме, прошли под низким каменным сводом по бревенчатому настилу и поднялись на небольшую площадь. Тут было не так людно. Вокруг на каменных основаниях лежали срубы домов с окнами бойницами, без опаски бродили гуси, одетая в шёлк молодая женщина неспешно шла мимо в сопровождении двух служанок. В её ушах, под платком, блестело золото. В центре стоял каменный крест, вписанный в обруч. Крест был очень старым. Резьба почти полностью стёрлась, лишь на пересечениях обруча и перекладин сохранились рунические символы. У креста стоял Эйнар, подставляя ладони под редкие капли начинающегося дождя.
— Эйнар? — Вишена изумился и начал обходить соратника, пристально его разглядывая.
— Да, клянусь превращениями Локи — это я, — улыбнулся Эйнар. — Ты что на меня так смотришь, змея на мне, что ли?
— Нет, Вишена только что видел призрак Маргит, — сказал подошедший Рагдай. — Он решил, что ты тоже призрак.
— Я? — Эйнар отмахнулся. — Хватит шутить. Я тут тоже видел призрака. Красивого такого, с грудями как горы. И пахло от него гвоздикой. Клянусь чарами Сивы, всё это стоило всего один безан на всю ночь.
— Целый безан! — Неожиданно поняв смысл сказанного, грек задохнулся, устремил руки к небу. — Целый безан!
Не удостоив его взглядом, Эйнар продолжил:
— Пока я говорил с призраком, Стовов с остальными куда то делся. Я говорю Филтии: «Подожди тут». Сам вдогонку. Не нашёл. Вернулся — Филтии нет. Хорошо хоть монету вперёд ей не отдал.
— Печально, — заключил Рагдай. — Тогда идём с нами.
Они уже хотели двинуться дальше, за греком, всё ещё переживающим о чужом безане, как из щели между домами выскочил возбуждённый Полукорм и побежал к воротам. За ним неслись двое дюжих мужчин, с бородами стриженными по фризски, с почти открытым подбородком. Вишена и Эйнар схватились за мечи, Рагдай отступил за крест, оттаскивая за собой Кревиса.
— Князь гостит у Гатеуса. Послал меня на ладью за медовухой на чесноке. Хочет похвалиться. Эти мне в помощь! — на бегу крикнул Полукорм, взбивая ногами фонтанчики пыли. — Идите к князю! — добавил он, уже вбежав под арку ворот.
Рагдай за плечи развернул Кревиса к себе лицом, наклонил голову набок.
— Князь у Гатеуса, чего нам ждать?
— Маркграфу Гатеусу лучше не попадаться на глаза, мой господин.
После того как Рагдай перевел варягам сказанное, Вишена отчего то рассмеялся, а Эйнар загрустил:
— Знал бы, не ушёл от Филтии.
— А ты правда заплатил бы ей целый безан? — Вишена перестал смеяться и подозрительно сощурился.
Эйнар неопределённо пожал плечами.
— Ну, скажи, скажи… — не унимался Вишена.
— Пошли. — Рагдай легонько подтолкнул проводника. Кревис повиновался. Они вступали в лабиринт узких проходов, пропахших мочой и гнилью. Тут, наверное, никогда не было ветра. Предусмотрительно обойдя стороной двор маркграфа — бесформенное сооружение из крупного кирпича, чем то отдалённо напоминающее римские дома, они миновали площадку, на которой за ухоженной изгородью стоял мощный дуб, украшенный разноцветными лентами. Потом пролезли по очереди в щель высокой ограды, пробрались через груду сырых горшков под недоуменным взглядом измазанного глиной человека в переднике. Здесь Кревис осмотрелся, прислушался. Со двора, примыкающего валунами к стене, доносился яростный собачий лай, подбадривающие, возбуждённые крики и грохот, будто били палками по медному котлу.
— Хорошо. — Кревис кивнул. — Крозек наверняка тут.
— Я думал, тут должника травят. А тут собачий бой, — сказал Эйнар, заходя на крошечный двор, образованный обычным для Вука домом и примыкающими к нему с двух сторон навесами. На прибывших внимания не обратили. Десятка три мужчин, молодых и старых, оборванных и богато одетых, некоторые в кольчугах, панцирях, некоторые голые по пояс, сидели, стояли, пританцовывали вокруг круглой ямы, шага три в поперечнике.
Справа, под навесом, сидели на привязи несколько собак устрашающего вида и размера. Одна из них, чёрная как смоль, вислоухая, с тупой сморщенной мордой и красными глазами, иногда взлаивала, а сидящий рядом рыжеволосый мальчик сразу подсовывал ей миску, полную до краев. Собака презрительно косила глазом и отворачивалась. Задрав подбородок и расставив локти, Вишена протолкался к яме. Выглядывая из за его спины, Кревис ткнул пальцем в человека, сидящего на другой стороне:
— Вон он, Крозек — псарь.