Золотая Орхидея (СИ)

Когда Ханум вернулся, Руми тихонько выла, повернувшись к стене. Купец промыл и перевязал её раны, а синяки и ссадины обработал пахучей мазью, от которой у Руми заслезились глаза, дал лекарства и воду. Боль начала отступать.

Руми почти не слышала, как вошли тигры. Игнэ положил тяжелую голову ей на колени, а рядом и Витэ нашла местечко. Руми вздрогнула и, превозмогая боль, дотянулась до большой белой переносицы, которую погладила. Тигрица довольно прищурилась, и Руми улыбнулась, как улыбалась в прошлом. Вся нынешняя жизнь окрасилась в цвета страха и отчаяния.

Наконец, немного оклемавшись, Руми спросила:

— Где я?

— В долине. Этот дом я снял, чтобы не возиться с тобой на улице, — ответил Ханум. — Это, кстати, вышло мне в весьма приличную сумму.

Вдруг лицо купца исказилось. Его правая рука оказалась в пасти тигра, который был не прочь её хорошенько пожевать.

— Ладно, я понял, отпусти, — сказал Ханум, и Игнэ послушно отпустил руку. — Руми, тебе надо поесть. Я принесу.

Она не возражала. Тигры умиротворенно урчали. За окном сияло солнце, благоухал османтус, порхали бабочки и гудели шмели. Словно вчера ничего не случилось, и всё было страшным сном. Полусидя Руми смотрела в окно, на мир, которого могла лишиться по воле злой судьбы, что свела её с невиданным чудовищем. Мысли смазывались, порой Руми забывалась, уносясь сознанием в эфемерные дали. К еде она не притронулась, поэтому Ханум, разочарованно ворча, съел всё сам. Тигры были рядом, иногда напоминали о себе, тыча в ладони большими мокрыми носами. Руми улыбалась им, настолько милым.

Вечером купец всё же заставил поесть кашу с фруктами, выпить травяного чаю, после помог сменить повязки и уложил спать. Тигры охраняли от зримых и незримых кошмаров.

На следующее утро Руми чувствовала себя значительно лучше. Она поблагодарила Ханума за заботу и пообещала, когда сможет, щедро вознаградить его и тигров, а после засобиралась в путь.

— Очень интересно, куда ты пойдешь? У тебя ни одежды приличной, ни денег, — с усмешкой произнёс Ханум.

Пересилив себя, Руми ответила:

— В храм.

— Что ты там будешь делать? — не унимался купец.

— Я должна… проститься, — сказала она, чувствуя, как остывает кровь при мысли о страшной гибели всех, кого Руми знала.

— Что ж, думаю, их тела уже привели в порядок, потому сходи. Игнэ, проводи её, а если нужно — отвези на себе. И поменьше говорите с местными. Благо, остальные караванщики ушли прошлой ночью. Глядишь, слухи расползутся не так быстро.

Купец выдал ей траурное одеяние, за что Руми искренне его поблагодарила. Не заплетая волос, она перешагнула порог дома и медленно побрела в сторону храма. Каждый шаг давался с трудом, и едва стопа касалась земли, Руми морщилась от боли. Игнэ неслышно брёл следом. Как только они пересекли сад, тигр предложил сесть верхом. Руми поначалу отказалась, но вскоре передумала, осознав, что не сможет дойти. На них недоумённо смотрели фениксы.

Добраться до храма по основной дороге удалось быстро и легко. Руми, успев позабыть о ранах, резко соскочила со спины тигра, о чём сразу же пожалела. Ноги подкосились, а от боли проступили слёзы.

— Будь аккуратней, — сказал Игнэ, мордой помогая ей устоять. — Я тебя подожду здесь.

Руми шагнула в кружевную тень резного свода, и сознание на миг померкло. Не зазвенели злые голоса, не засияли из темноты красные глаза. Волна страха отступила. Тяжело дыша, Руми медленно шагала по мраморным плитам.

В кадках у колонн распускались двухцветные кустовые розы. Их привезла и посадила мама, госпожа Мирами. Ещё один подарок храму за опеку над дочерью. Руми коснулась бледными пальцами бархатного бутона, готового раскрыться со дня на день. Если о нём позаботятся. Прежде растениями заведовала Кимера.

Дневной свет не мог разогнать тоску, пронзившую сердце Руми. Её окликнули, но она не ответила, погрузившись в мрачные думы. Лишь когда позвали во второй раз, обернулась и увидела феникса в траурных одеждах. На его бледном лице застыло недоумение.

— Руми Сингардилион, зачем ты пришла? — холодно поинтересовался он.

— Проститься с погибшими фениксами, — она дрогнула, остро почувствовав его неприязнь.

— Кимера в своей комнате. Поторопись, её скоро унесут на погребальный костер.

— А Коуршан? — быстро спросила она, опасаясь, что больше феникс не захочет говорить.

Собеседник помолчал некоторое время, оценивающе глядя на Руми. Словно размышлял, достойна ли она знать, где лежит тело священника. Потом всё-таки произнёс:

— В зале Анариота.

— Спасибо, — она бросилась к покоям Кимеры, и вслед услышала:

— Не понимаю, почему Великие Духи оберегают её за счёт тех, кто больше достоин жизни.

Колкие слова ранили Руми, но она поспешила забыть обиду. Голову заняла встречей с матушкой. Последней встречей в этом мире. Руми бежала через боль, плача, а на пороге комнаты упала и застонала. Не сумев подняться даже с опорой на дверь, вползла в покои Кимеры.