Золотая рыбка

Соня молча кивнула. Она не могла найти слов поддержки, не могла ободрить Полину сочувственным взглядом, - просто сидела рассматривая потертый линолеум на полу. "Слабая я. Пессимистка. Невезучая. Ни веры, ни надежды за душой. Да и душа-то, где она? Нету", - обреченно думала Соня. Она уж знала, что опять останется одна. И смирилась. Только стала ещё меньше, старее и злей. Как бездомная собачонка. Есть такие - старенькие, облезлые, с печальными слезящимися глазами.

В "Ониксе" работала оперативная группа. Делом о крупном хищении государственного и коллективного имущества занимались МУРовцы. Полина рассказала о событиях первого апреля молодому, явно голодному и отчаянно перекурившему следователю Пруткову. Взяв подписку о невыезде из Москвы в течение суток, её отпустили.

- Как только мы получим какие-нибудь сведения о господине Сарычеве, тут же сообщим, - любезно пообещал следователь, которому Полина рассказала о своей связи с Глебом, о беременности и планах завести семью. - Мы сегодня же проведем обыск по месту жительства Сарычева. То есть, в месте вашего совместного проживания. Пропавшие документы и деньги проходили непосредственно через вашего жениха и отчима.

Полина подняла на бледного человека изумленные глаза:

- Вы полагаете, что не нас ограбили, а мы ограбили себя?!

Прутков пожал плечами:

- В данный момент можно оперировать лишь фактами. А версий может быть множество. Реальных же две - вас подставили, обобрав до нитки, или вы сами инсценировали ограбление. Тривиальная схема, стара как мир и чрезвычайно популярна в нынешней ситуации... Будем работать, Полина Андреевна. Разберемся...

- Простите... У вас есть предположение о месте нахождения Сарычева? Я очень беспокоюсь...

- Могу сказать, что в сводках по моргам, больницам и аэропортам это имя в настоящий момент не фигурирует. Подчеркиваю, это имя, ведь ваш жених мог изменить документы. И, заметьте, в настоящий момент. Это значит, что в любую минуту мы можем получить сигнал.

- Спасибо... - Полину ошарашило упоминание моргов и больниц, а также заявление об обыске.

- Мне надо быть дома?

- Это же не ваша жилплощадь? Вы не являетесь юридической совладелицей?

- Там есть мои вещи, одежда, обувь... Но я хотела бы...

- Не беспокойтесь, ничего из ценных вещей не пропадет. В таких случаях неукоснительно соблюдаются необходимые формальности...

- Понятно. - Полина с сочувствием взглянула на следователя, ощутив мучившие его усталость и неприязнь ко всему этому делу и к ней лично - то ли глупенькой любовнице, то ли сообщнице зарвавшегося афериста.

- Я могу воспользоваться своей машиной? Вернее, это автомобиль отца, но он инвалид и я вожу по доверенности.

- Вчера ночью вы ездили за город на этой машине?

- Да. И оставила её на стоянке в переулке вон у того сквера. Домой меня отвезли на служебной "Волге".

- Возражений к пользованию автомобилем на сегодняшний день у меня нет. Но вы понимаете, возможна конфискация всего имущества. Так что постарайтесь не попадать в дорожные происшествия. И не пересекать линию окружной. Захлопнув блокнот, Прутков ещё раз оглядел роскошный кабинет дирекции. Он наверняка знал цену подвесных потолков высшего качества, компьютеров, техники, и мог прикинуть капиталовложения, угроханные "Ониксом" на экипировку офиса. Во взгляде карих глаз отчетливо светились ирония и печаль прощального торжества. С таким чувством следили, наверно, пролетарии за национализацией капиталистической собственности.

Полина почувствовала жалость ко всем, кто толпился сейчас в этой комнате - к бывшим хозяевам и к тем, кто явился установить правопорядок, к себе и к бледному следователю. Если кто-то и был виноват в мучительной неразберихе нового жития, то не эти люди. Увы, - все они - актеры в огромном, дьявольски срежиссированном спектакле. Она устало кивнула:

- Я не собираюсь скрываться. Приму ваши указания к сведению. Но... но вы ведь, все равно станете за мной следить?

Прутков усмехнулся с нарочитым пренебрежением:

- Представьте, любезнейшая госпожа Ласточкина, у нас есть более интересные объекты для проявления повышенного внимания. Придет время, займемся и вами.

Полина нашла свой автомобиль на том же месте, где оставила его накануне, быстро нырнула в салон, включила мотор и печку. Внутренний невроз, обливающий с ног до головы волнами ледяного озноба, сопровождался тупой расслабленностью, а неудержимый порыв к действиям мучительно сочетался с непониманием того, каковыми должны быть эти действия. Откинув затылок на подголовник, Полина попыталась сосредоточиться, взять себя в руки и действовать разумно. Прежде всего, необходимо заполучить хоть какую-то информацию.

Она вздрогнула от сигналов радиотелефона. Номер Ласточкина был известен лишь самому ограниченному числу лиц. В трубке звучал голос Глеба: "Это очень серьезно, Полина. Мы все в опасности. Ничего не предпринимай. Сообщи отцу: Крафт. Он поймет. Больше никому ни слова! Никому, слышишь? Будь крайне осторожна. Помни: ты мне нужна".