Золотая шашка

— И вас помню, — отвечал Греку.

— Спасибо, что помог в трудную минуту, — сказал атаман.

— Не за что.

Илларион снова улыбнулся застенчивой своей улыбкой.

— Послушайте меня, — сказал атаман, обращаясь к освобождённым крестьянам. — Д‑домой вам возврата нет, всё равно в тюрьму посадят. А у меня для вас дело найдётся. Кто согласен, пусть подойдёт.

Первый подошёл к атаману Порфирий Фарамуш. Вторым — Давид Вердыш. Третьим — Константин Юрко. Постоял минутку, подумал, махнул рукой и подошёл. В сторонке остался только Илларион Греку. Он глядел в землю и молчал.

— А ты? — спросил атаман.

— Нет, — сказал Илларион, — не могу.

— Да ведь тебя в тюрьму посадят, — сказал атаман.

— Всё равно не могу. Прощайте.

Он повернулся и медленно пошёл по дороге, которая вела назад в село.

— Вернись, Греку! — крикнул ему вдогонку Порфирий.

Темнело. Скоро фигурка Греку растворилась в сумерках.

— Берите оружие стражников, — сказал атаман крестьянам. — П‑пошли!

Десять человек двинулись вдоль опушки. Порфирий Фарамуш, неумело повесив винтовку через плечо, шёл неподалёку от атамана.

— Кролик! — кричал он. — Трус! У него даже глаза красные, как у кролика.

Атаман подошёл к Фарамушу и крепко взял его за отвороты полушубка.

— 3-замолчи, — негромко сказал атаман. — Что зря шумишь? Он ещё п‑придёт к нам...

Бомба

До революции в Молдавии, которая называлась тогда Бессарабией, было много монастырей. Вы, конечно, не знаете, что такое монастырь. Я вам расскажу. Монастырь — это место, где живут монахи — люди, которые всё время молятся богу. Живут они хорошо, и на толстом брюхе настоятеля — главного монаха того монастыря, о котором пойдёт речь, — висела пухлая кожаная сумка. На вид она была круглая, а на ощупь приятная. Настоятеля звали отец Фёдор. Больше всего на свете отец Фёдор любил обсасывать мозговые косточки за обедом и гладить кожаную сумку перед сном.

В сумке этой лежали долговые расписки. Что такое долговые расписки, вы тоже не знаете. Я и это вам расскажу. У монастыря было много земли. Землю обрабатывали крестьяне. Половину урожая они отдавали монастырю, а половину забирали себе, но при этом всегда оставались в долгу. Долг записывался на бумаге, которая называлась долговой распиской. И хранились эти расписки на толстом брюхе настоятеля, отца Фёдора. Вот и всё. А теперь начинается рассказ.

Начинается он так.

Замычала корова. Она мычала печально и глухо, потому что её уводили с родного двора. Пусть хлев её был дырявым, подстилка жёсткой, а хозяин бедным, всё равно горько расставаться с домом. Здесь её любили. Хозяйка поднималась на заре, чтобы выгнать корову в стадо. Маленькая Мариула прибегала днём подоить ее. Хозяин в самые трудные времена не соглашался продать Чернуху. Сейчас все: и хозяин, и хозяйка, и маленькая Мариула — глядели, как, помахивая тощим хвостом, Чернуха уходила со двора. Монастырский служка тянул её на верёвке, другой сзади подгонял хворостиной.

В монастыре в это время обедали. На первое отец Фёдор съел тарелку борща, на второе обсосал мозговую косточку, а третье он съесть не успел. В трапезную — так называется в монастырях столовая — вбежал монах.

Дрожащим голосом он сказал:

— Пожа-а-р!

И все вскочили. Толстый настоятель, прижимая рукой сумку, бросился к двери. Как чёрные тараканы, забегали монахи.

— Пожар! Пожар!

И вот уже на высокой колокольне заговорил колокол: бум! Бум! Бум!

— Скорее! Скорее запирайте ворота!

Но тяжёлые монастырские ворота уже пели свою скрипучую песню. Отец Фёдор не успел перебежать через монастырский двор, ворота отворились, и навстречу толпе, спокойно покачивая головой, вошла корова.

Тогда все увидели, что пожара в монастыре нет. Языки пламени плясали за лесом. Пахло гарью.

— Что это? — простонал толстый настоятель.

Монахи молчали.

— Кто это? — повторил настоятель.

— Котовский! — отозвалось эхо.

Может быть, это было вовсе не эхо, а ветер, который час назад пролетал над деревней. Может быть, это был вовсе не ветер, а худенький служка, который привёл корову, так это и осталось неизвестным. Замершая было толпа снова зашевелилась. Настоятель стёр пот со лба большим, как салфетка, носовым платком.

— Котовский! — слышалось со всех сторон. — Этот разбойник грабит богатых, а награбленное раздаёт беднякам.

— Горит усадьба помещика Морошана!

— Закройте ворота! — закричал настоятель. Припадая на левую ногу, он подошёл к монахам. — Молитесь, братие. Да избавит нас бог от злодея Котовского. — Потом он погладил кожаную сумку и уже спокойно сказал худенькому служке: — Коровёнка-то костлявая.

— Какая есть, — угрюмо пробормотал служка.

— А звать как? — спросил настоятель.

— Чернуха, — отвечал служка.

Наступила ночь. Заснули деревни. Заснул монастырь. Дотлевали угли на развалинах усадьбы помещика Морошана. Спала маленькая Мариула в хате, спал толстый настоятель в монастырской келье. Долго ворочался с боку на бок отец Мариулы. «А что, если заберёт монастырь за долг и козу? Что тогда?» — всё думал он. Потом и он заснул.