Золотая шашка

Сторож, охранявший монастырские ворота, как мог боролся со сном, но сон оказался сильнее. Сторож проверил в последний раз тяжёлый замок на воротах и задремал, подперев голову рукой. И уже не слышал он ни шелеста деревьев на монастырском дворе, ни внезапного шёпота за стеной.

— П-подсади, Захарий, — прошептал кто-то.

Над стеной показалась голова, затем появились широкие плечи, ноги цепко обхватили гребень стены, и высокий человек бесшумно соскользнул вниз. За ним другой и третий. Сторож не успел вскрикнуть: у него во рту уже торчала невкусная тряпка — кляп.

— Не-п-плохо живут монахи, — прошептал высокий товарищам.

Луна освещала богатые монастырские постройки, белую колокольню, свежий сруб колодца.

— В-веди, Захарий, — сказал высокий.

Три фигуры неслышно двинулись вперёд. Три тени побежали по монастырской стене, пересекли двор, на минутку задержались у входа в здание монастыря. Связанный сторож катался по земле, пытаясь выплюнуть кляп. Узкими монастырскими переходами три человека пробирались наверх, прямо к комнатке настоятеля.

Впереди шёл Захарий Гроссу, он знал монастырь. Запомнился ему день, когда этой же дорогой провели его к толстому настоятелю. Как просил тогда Захарий отца Фёдора повременить с уплатой долга! Всё бесполезно. Отвёз Захарий жену с дочкой к родным, подпалил свою хату и ушёл в лес, к хорошим людям. А долг так и остался на бумаге в кожаной сумке отца Фёдора. К нему-то и вёл Захарий друзей.

Настоятель спал. Снилось ему, будто кто-то высокий подходит к кровати и лезет рукой под подушку, туда, где хранится заветная сумка. От ужаса настоятель вздрогнул и проснулся. У изголовья стоял высокий человек.

Он улыбнулся и произнёс, слегка заикаясь:

— 3-з-здравствуйте.

— Ой-ой! — прошептал отец Фёдор и зажмурился.

Когда он открыл глаза, незнакомец стоял на том же месте, лицо его было серьёзным.

— Я К-к-к... — начал он, но настоятель уже всё понял.

— Чур меня! Чур меня! — забормотал отец Фёдор.

Но незнакомец строго спросил:

— Г-где расписки?

— Не знаю. Вот убейте, не знаю! — застонал отец Фёдор и снова зажмурился.

Когда на этот раз он приоткрыл веки, то увидел в руках незнакомца круглый предмет, завёрнутый в газету. Высокий человек небрежно вертел его, перекидывая с руки на руку.

— Это бомба, — сказал он. — Ч‑ч-через минуту и вы и ваш монастырь взлетите к ч‑ч-чертям! Где расписки?!

Трясущейся рукой отец Фёдор указал на подушку.

— Вот так, — сказал незнакомец, вытаскивая сумку. — С‑спасибо. — Он положил бомбу отцу Фёдору на лоб и вышел.

Всё было тихо и спокойно. Спали монахи, ничего не подозревая. Спал в своей хате отец Мариулы, не зная, что с этой минуты он уже ничего не должен монастырю.

Пот стекал со лба отца Фёдора сначала каплями, потом струйками, потом ручейками, которые превратились бы в речку, если бы не настало утро. Под утро монах, который вышел во двор, увидел связанного сторожа, а немного погодя монахи уже толпились у кельи настоятеля. Войти никто не решался, все давали советы:

— Отец Фёдор, не волнуйтесь! Отец Фёдор, не шевелитесь!..

Настоятель дышал, как рыба на суше, глаза его были вытаращены. Дольше он терпеть не мог. Судорога свела его жирное тело, он дёрнулся, бомба на лбу закачалась. Все замерли. Минута — бомба упала на пол, газета развернулась, и из неё выкатилось обыкновенное яблоко. Спелое, румяное яблоко, чуть подгнившее с одного бока. Отец Фёдор привстал.

— Это?.. — Он указал пальцем на яблоко. — Это?.. — Он замолк и бессильно опустился на подушки.

Вдруг раздался смех. Гулкие монастырские своды повторили смех тысячами голосов. Казалось, что бомба взорвалась в монастыре. Это смеялся худенький служка. Все строго смотрели на него, а он хохотал во всё горло, и слёзы текли у него из глаз. Смеясь, он вошёл в келью, поднял яблоко и побежал вниз. Он бежал через двор туда, где стояла осиротевшая корова. Он подошёл к ней и протянул яблоко. Чернуха взяла яблоко мягкими губами и с хрустом разгрызла.

„Ноги вверх!“

Никандр Васильевич умел ковать лошадей, паять кастрюли и даже немного понимал в электричестве.

В ту пору электричество было большой редкостью.

Держал Никандр Васильевич в Кишинёве мастерскую возле рынка, низенькую будку, где по стенам висели клещи, мотки проволоки и разный инструмент. Целый день в будке шумел паяльник и раздавался стук молотка.

Это Никандр Васильевич паял кастрюли, делал вёдра и водосточные трубы. Брал он недорого — зависело от того, какая работа. Друзей у старого мастера почти не было.

И вот почему.

Всегда Никандр Васильевич любил что-нибудь мастерить. В детстве они с приятелем решили сделать самый большой в мире самопал. По копеечке собрали денег, купили в магазине селитры, намешали в неё толчёного древесного угля и набили в толстую ржавую трубу, что валялась у колодца. Труба с одного конца была сплющена молотком, а с другого в неё заложили снаряд — набросали винтов, гаек и всунули кусок рельса. Потом провертели дырочку, намочили в керосине паклю, положили на трубу и подожгли.

Очнулся Никандр Васильевич дома.