В помещение вернулся хозяин, который встал на заре, чтобы окучить любимую кольраби, а заодно — разобраться с сельдереем, в зарослях которого уже закудрявился сорняк. Не брезговал хозяин и животноводством. Но двору у него расхаживали куры-переярки. На чердаке проживали голуби-хохлачи. На парадном окне его комнаты красовались так называемые "кабинетные примулы", которые вопреки всему расцветают не весной, а в сентябре.
— Неприятный тип, — сказал Уго часовщику Ричо, кивая в направлении исчезающей кибитки.
Вынув изо рта трубку, хозяин отвечал с непобедимой флегмой:
— Этот тип здесь многим известен.
— И что? — спросил Уго.
— Да ничего. Бывает везде, всех знает, нигде не живет постоянно. Разное болтают…
— А на самом деле, брат Ричо? — тихо спросил Уго.
— Он очень часто ездит на юг, — заговорщицки сообщил Ричо, с аппетитом усаживаясь в красивое, но пощипанное жизнью кресло. Часовщик никогда никуда не торопился, а случаи присесть находились у него на каждом шагу. Но не в банальной лени было дело. Кресло служило Ричо не просто для отдыха — оно стало инструментом борьбы со временем, которую хозяин вел по убеждению. Сидя в кресле, он по-своему сковывал минуты и секунды. Нет, определенно: хороший часовщик обязан находиться в конфликте со временем. Есть, конечно, исключения. Один часовщик даже мочился по строго по расписанию — и в результате умер от разрыва мочевого пузыря, дожидаясь срока справления нужды. Что ж, как говорится — в каждой бочке меда есть своя паршивая овца.
Уго удовлетворился информацией о том, что Барбадильо часто наведывается в южные края. Оставив хозяина в покое, он обратился к своим товарищам по походу:
— Вчера я не стал говорить при посторонних. Сегодня скажу. Я пришел к этим часам не просто так. Я подозревал, что и вы сюда явитесь. — Ага, ты тоже догадался! — воскликнул Мариус.
— Догадался, — признал Уго без энтузиазма. — Про часы в головоломке ясно сказано. Уж яснее некуда.
Мариус ощутил скепсис в голосе Уго.
— Как ты понимаешь эту загадку? — спросил он, озабоченно изогнув бровки, что прекрасно оттеняло вечно задумчивые глаза.
— Приблизительно так, — ответил Уго. — В тот момент, когда покажется солнце, обе стрелки часов на башне должны сойтись у какой-то цифры. Я тут прикинул, что встретятся они у «пятерки». Где-то там рядом ты и прочтешь седьмое слово.
Утром третьего августа Мариус занял наблюдательный пост перед башней. Башня была сложена из голубоватого камня, неизвестного в Рениге — на солнце он блестел, как слюда. Часы занимали весь третий этаж, внизу, на втором этаже, зияло большое стрельчатое окно — отражая розовый свет, оно казалось залитым томатно-сметанным соусом. Четвертый — и последний — этаж состоял из тонких колонок, между которыми несмело притаились узенькие оконца, слишком жалкие, чтобы служить для освещения чего бы то ни было. Солнечные лучи не посягали на четвертый этаж. На него падала тень крыши — неэстетично широкой, с фигурными краями.
Уго все рассчитал правильно. Тонкий солнечный луч блеснул из-за горизонта точно в тот момент, когда две стрелки сомкнулись совсем рядом с цифрой «5» на громадных часах. Розовая полоска раннего света озарила три напряженных лица с открытыми ртами. Мариус во все глаза всматривался в циферблат, но никаких слов он там не увидал. Обескураженный, он повернулся к Уго.
— Ничего? — спросил тот. Мариус растерянно кивнул головой.
— Я подозревал, — промолвил Уго с интонациями профессионального вещуна. — Уж слишком ясно сформулировано. Орден Пик не мог себе позволить такого прямого намека. Ну что ж, дело осложняется. Надо срочно искать другой вариант.
Задерживаться у Ричо не имело смысла. Часовщик проводил их до развилки, от которой исходили три дороги. Правая вела к городу Метрио. Вторая — к старой ворсовальне. Средняя — к озеру Шиаччи.
В жизни всегда есть три дороги.
Глава 23 Остров Тинторетто
На западном берегу озера Шиаччи издревле жило маленькое, но очень свободолюбивое племя охотников и рыболовов. Эти люди назывались джитсу. Их бойцовские качества после нескольких стычек все соседи признали выдающимися, причем признали без разговоров. Тем не менее, когда с востока нагрянуло полчище лакеров, джитсу потерпели жестокое поражение. Вернее, им пришлось уступить. Это не одно и тоже. Лакеры взяли числом, отнюдь не умением. Позволив завоевателям хозяйничать на своих исконных землях, джитсу потеснились, заняли уголок своей страны, замкнулись в себе, сузили контакты с инородцами до крайнего минимума. И выжили, попав под колесо истории, что случается нечасто. Выжили, не покидая насиженного ареала, который завоеватели стали негласно считать этаким кондоминиумом.