Утирая слезы (надо полагать, очистительные), Мариус встал, поднял плетку Хара и понуро побрел к выходу. Уго тем временем склонился над телом Курша, прислушался и окликнул Мариуса:
— Погоди!
Мариус обернулся. Уго стоял на коленях, припав ухом к груди Курша.
— Да он живой, — сказал Уго удивленно. — Дышит.
— Пошли отсюда, — лицо Мариуса перекосила гримаса отвращения и, не дожидаясь ничего, что могло бы последовать за открытием Уго, он заторопился из храма. Он спешил на свежий воздух, потому что нестерпимый груз вдруг стал давить на сердце. Бессознательно, как лунатик, переставляя отяжелевшие ноги, Мариус миновал центральный зал храма, не обращая никакого внимания на двух связанных старцев, один из которых яростно мычал, а другой очумело мотал головой. Выйдя на свежий воздух, Мариус побрел вниз, по ступенькам, и дальше — куда глаза глядят, напрочь позабыв о том, где находится и какие опасности подстерегают его со всех сторон. Инстинкт направил его по знакомому пути — к коновязи, длинному сараю, затем — по степи, к группе деревьев, где его ждала Зинга.
На полдороге Мариуса настиг Уго.
— Чего ты дернул оттуда, как ненормальный? — сердито поинтересовался он.
— А чего ты задержался? — ответил Мариус встречным вопросом.
— Он еще спрашивает! — возмутился Уго. — Надо же было связать эту толстую свинью, чтобы он тревогу не поднял, когда очнется. Ты вообще хорошо устроился: тебе — вершки, мне — черная работа.
Мариус молчал. У него не оставалось сил на разговоры.
— Да и месть свою ты до конца не довел, — недовольно добавил Уго. — А это — еще хуже, чем отомстить. Так что пришлось за тебя поработать.
— Это как? — Мариус остановился.
— Очень просто! Я ему кинжал привязал к груди — да так, что при малейшем движении из парня потечет клюквенный морс. Теперь его жизнь — в его собственных руках. Если дотянет до утра, то уж точно навсегда запомнит наш визит. Как говорит поэт: "Пусть кануны и исходы свяжет крепче жизнь твоя!"
Мариус вздохнул и зашагал к группе деревьев. Месть… Что такое месть? Может быть, всего лишь — утеха для малодушных, не способных ни принять неизбежное, ни руководить судьбой?
— Волновалась сильно, — встретила их Зинга озабоченной скороговоркой.
Уго усмехнулся. Мариус пожал протянутую руку своей любимой.
— Я же обещал — вернусь обязательно, — спокойно проговорил он.
Из "Хроник Рениги" аббата Этельреда: