Золотая шпора, или путь Мариуса

Прежде, чем продолжить, уточним два обстоятельства. Первое. Десять дублонов за породистых лошадей — сумма ничтожная. О половинном дележе тут, как говорится, и куры не свистели. Ловкач Варат прикарманил по меньшей мере двадцать монет. И второе. В Санахе можно реализовать все, что угодно. Здесь совершенно бесследно исчез бы в руках перекупщиков даже громадный Тильбенский дворец. Тут исправно работала проверенная веками подпольная торговая сеть — и она создавала конъюнктуру, которую ничто не могло уничтожить, которая, как ящерица, могла в любой момент вырастить отсеченный хвост. И, хоть существовала поговорка "где прошел диджан — там санаху делать нечего", сами санахи знали, что все обстоит как раз наоборот. Итак, старина Варат остался с большим профитом. На радостях лихоимец организовал магарыч, вложив в это мероприятие дублон, полученный от Уго за постой. Разносолов не наблюдалось, но вино лилось рекой — грубоватое резкое красное вино, которое делают на побережье моря Изабеллы, из ягод растущей только там оранжевой смоковницы. Винцо обладало весьма подлым свойством: пилось легко, «вставляло» медленно — но в самый неожиданный момент количество переходило в качество, и в голове разрывалась бомба цвета «маджента». Даже Уго, который контролировал себя в самой разудалой пьянке, чувствовал, что его язык исподволь начинает жить своей жизнью. Высокочтимый же хозяин совершенно насандалился. Он часто опрокидывал бутыль с вином, беспрестанно хохотал, экспансивно излагая скабрезные истории с собою в качестве главного героя, в итоге представая первым повесой всего Континента. Супруга мельника, женщина с невыразительным лицом, бледная, побитая судьбой, чахоткой и конъюнктивитом овца с застывшей покорностью во взоре, в драной душегрейке и грязном убрусе, на рассказки мужа никак не реагировала. Она, как челнок, механически сновала взад-вперед, прислуживая пирующим. Она просто не воспринималась как белковое существо. На таких спирохетах дамские угодники обычно и женятся. Всемирный Закон Компенсации!

Пир ширился и достиг точки, после которой начинается сабантуй с непредсказуемыми последствиями. Уго почуял это и отправил двух друзей на боковую. А сам зачем-то остался с хозяином.

Лестниц оказалось две, и обе вращались. Мариус с Расмусом не стали этому удивляться. Они поднялись, решив неожиданную проблему просто: левая нога шагала по левой лестнице, правая — по правой. Правда, к концу подъема лестниц стало восемь. Но люди все-таки победили, поскольку количество ног увеличилось соответственно. Не утруждая себя раздеванием, два пьяницы протрубили отходную и рухнули на тюфяки, кем-то брошенные на пол. Сон пришел мгновенно, опустив деликатный занавес над сценой.

Расмус проснулся среди ночи. Сначала ему показалось, что кто-то скребется в голове. Потом сосредоточился и понял: нет, снаружи. С трудом разлепив глаза, он долго вспоминал, где он и что с ним. Голова гудела и не поворачивалась. Расмус вновь закрыл глаза, отдаваясь забытью. Но шорох, на сей раз явственный, послышался вновь. Проклиная все на свете, Расмус открыл глаза. Шорох доносился справа. Расмус героически приподнялся. Комнату заливал лунный свет. Спящий Мариус пускал пузыри. Уго отсутствовал. В углу восседала черная крыса, которая чувствовала себя уверенно, как кардинал на попойке с капелланами. Она сучила лапками и радостно хрумтела. Расмус к крысам относился резко отрицательно. Он схватил первое, что попалось под руку, и судорожно запустил в мерзкое создание.

Снарядом оказался жестяной кувшинчик для умывания. Попав в стену, он прогремел в ночной тиши, как трубный глас. Крыса флегматично юркнула в норку. Мариус вскочил, бессмысленно уткнувшись в пустоту — как сова, разбуженная в полдень.

— Что такое? — прохрипел он.

— Шпора на месте? — вопросом ответил Расмус.

Мариус оглянулся в поисках котомки. Нашел неподалеку. Погрузил руку в ее чрево. Извлек сверток с золотой шпорой. Сдернул все оболочки. И только тут два друга облегченно вздохнули. В шпоре романтично преломился голубоватый луч Малой луны. Удивленные друзья увидели, что шпору озаряет и какое-то слабое внутреннее мерцание. Впрочем, чего спьяну не померещится.

И вновь послышался шорох. На сей раз — от двери. Друзья быстро обернулись на звук. Дверь чуть скрипнула. Расмус мог поклясться, что несмотря на плохое освещение, узнал растрепанную соломенную шевелюру. Похмелье, знаете, обостряет некоторые чувства, не связанные с двигательными рефлексами. Тяжело вскочив на ноги, Расмус ринулся к источнику звука. Забарабанили шаги человека, спускающегося по лестнице. Расмус поспешил следом, но на первой же ступеньке подвернул ногу и позорно скатился вниз. Неловко поднимаясь, он увидел перед собой заспанную хозяйку (чертова перечница!), из-за плеча которой выглядывал мощный слуга с фонарем — отродье Бармаглота, чудовища из северных пустынь.