Золотая шпора, или путь Мариуса

— Все в порядке, пьяных нет, — поспешил заверить Расмус белесую овцу. Бесцеремонно оглядев его, живописная пара исчезла с глаз. Расмус, морщась, потирал ушибленные части тела. Заметив полуоткрытую наружную дверь, он вспомнил о главном и выглянул.

Двор, поголубленный лунным светом. Телега, вилы, куча мусора. Сарай, примыкающий к дому мельника. И тихий разговор за углом сарая.

Крадучись, Расмус пробрался вдоль стены. Прислушался. Разговор шел на малопонятном санахском. Беседовали негромко, голосов было не узнать. И Расмус решился. С непринужденным, как ему казалось, видом он появился из-за угла. И замер, как громом пораженный. Прислонившись к деревянной стене сарая, мирно беседовали Русан и улыбающийся друг Уго.

Улыбка Уго стала шире, когда он увидел перед собой фантасмагорические очертания шокированного Расмуса, это гротескное привидение с опухшим лицом, торчащими, как колючая проволока, волосами и живописным беспорядком в одежде (ниспадающие штаны, в последней надежде придерживаемые рукой). Уго ощутил себя в дешевом балагане, в разгар нелепого веселого представления с духами, которых дубасят кухонными скалками и обливают помоями.

Расмус, однако, шутить не собирался. Веселая физиономия грамотея вывела его из себя.

— Что это вы, друзья, здесь торчите? — свирепо прорычал Расмус. Он сдвинул брови и даже подбоченился рукой, свободной от штанов.

Лохматый санах хмуро наблюдал за эскападой пришельца из-под соломенной крыши на своей голове. А улыбка Уго стала еще ироничнее:

— А что, собственно, случилось, уважаемый? Не спится?

— Не спится! — звонко, с вызовом ответил Расмус. — Уснешь тут, когда все, кому не лень, в комнату лезут!

— Кто лезет?

— Приятель твой! — испепеляющий взгляд в сторону мрачного Русана. Труднопереносимый, тяжелый, немигающий взгляд мертвенно-светлых глаз Расмуса.

— Заглядывал? — Уго повернулся к пособнику. Тот утвердительно кивнул головой.

— Зачем?

— Шумно было, — бесстрастно ответило хамово отродье.

— Слыхал, друг Расмус? Весь дом на ноги подняли — и еще удивляетесь, что к вам заглядывают.

— Тебя мы тоже подняли, разумник? — желчно спросил Расмус, чтобы сказать что-то.

— Меня вы не разбудили, это верно, — спокойно с той же усмешечкой произнес Уго. — Как считаешь, родной, кому-то за дверью надо было следить?

Расмус имел кое-какие замечания. Например, что из-за угла сарая за дверью следить не очень-то удобно. Но улыбочка Уго не позволяла ему собраться с мыслями. По меткому наблюдению Вольфрамуса, человек равен тому, кого понимает. Расмус не понимал Уго. Вытекавшее отсюда неравенство бесило Расмуса.

Но не уходить же так просто?

— Ты, опудало, лучше мне под руку не попадайся! — грозно предупредил Расмус молодого санаха, совершенно окаменевшего. Будучи не в силах сорвать зло на Уго, он нашел достойный объект. Однако, уходить все-таки как-то надо! Расмус круто развернулся, споткнулся о горбыль, прохрипел: "Сука!", вошел в дом, изо всех сил хлопнув дверью, поднялся по лестнице, пиная ступеньки, и с размаху бухнулся на тюфяк, ненароком задавив двух крыс, которые, используя отсутствие человека, предавались греху в его постели.

Наутро Русан пропал. Расмус не стал дознаваться, куда делся мерзкий санах. И с Мариусом не хотел ни о чем разговаривать. У дружка с недавних пор совсем мозги набекрень.

Отсиживаясь в убежище Варата, путники отдохнули и набрались сил. Из верхнего смотрового окна мельницы отлично просматривался талийский тракт. Несколько раз мимо проносились красно-желтые патрули. Оживление, царившее обычно после полудня на дворе у Варата, когда не протолкнуться было между подвод, мешков и заказчиков, товарищи по несчастью пережидали наверху, в комнате с крысами.

Ждать и отсиживаться тяжело. Душа рвется на волю. Не выразить словами облегчения, которое она испытывает, вылетев на свободу. За спиной наших героев выросли крылья, когда утром третьего дня они оказались на дороге, ведущей от Реккеля к столице Талинии.

Глава 12 Расмус дегустирует лучшее в мире вино

Пост главного инженера винного производства в Мерке мессир Эрнест Мех оставил давно. Лет десять или двенадцать назад. Он сам уже толком не помнил. Шестидесятипятилетний старичок, благообразный до предела, с розовыми щечками, серебристым пушком на черепе, улыбчивый, высокий и все еще стройный. Этакий ковбой Мальборо в отставке, которого не берет ничего, кроме неизбежного геморроя.