Золотая свирель

— Очень просто. Спускайся все время вниз, пока не станет жарко. Наш Чернокрылый гнездится у огненных жил земли, там его и найдешь… если он, конечно, не бродит где-нибудь в другом месте.

— Как это — «спускайся вниз?»

— Я не понятно объясняю? — Маг опять глянул через плечо, иронично задрав бровь. — «Спускаться вниз» — это значит спускаться вниз. Ножками. Или ползком на пузе. Или катясь на попе. Или как угодно. Вниз. — Он ткнул пальцем в пол. — Не вверх. Не прямо. Ни налево, ни направо. Вниз. Доступно?

— А откуда начинается это «вниз»?

— Откуда начнешь, оттуда и начнется. Лесс, не разочаровывай меня. Сперва порадовала, а теперь разочаровываешь.

— Порадовала?

Маг снял кипящий котелок с крюка, щедро сыпанул травяной заварки и прикрыл варево круглой дощечкой.

— Порадовала, как ни странно. Потому что правильно поступила. С этим фолари. Безотносительно, враг он или нет, правду говорил или обманывал.

— Он обманывал! Если бы я только знала! Ирис остался бы цел, и Ската не вылезла… и сам бы не погиб. Я сглупила. Я была доверчивой дурой.

— Ты дала ему воды. — Амаргин повернулся, вытирая руки замусоленным полотенцем. Черные найльские глаза в кои-то веки смотрели серьезно, без обычной насмешки. — Есть просьбы, в которых нельзя отказывать, Лесс. Просто нельзя. Чем бы это для тебя не закончилось.

— Держись, рыжий, мать твою перемать! Хай, Гриф! Хай!

Щелканье плетки. Грохот копыт мимо окна.

— Ногами работай, м-м-мешок! Спину держи! Еще раз. Хай, Гриф!

— Заездит парня высочество, — сказала я Пеплу.

Тот сморщил нос, потер бок ладонью и вернулся к новой ореховой палке, которую украшал резьбой.

— Мальчик сам захотел. А рыцарский конь — не деревенская лошадка, госпожа.

— Холера! Мораг совершенно не считается с тем, что мальчишка новичок. Он впервые сел на лошадь!

Грохот копыт, злобное, в привизгом, ржание. Снова свист плети. Кого она там лупит?

— Не впервые. Парень сидел на лошади, и не раз.

— Ты сам сказал: рыцарский конь — не деревенская лошадка. А такого дьявола как Гриф еще поискать.

— Гриф хорошо обучен. — Пепел, гримасничая, поскреб грудь сквозь рубашку. — А из рыцарского седла выпасть непросто.

— Не чешись. Кровь пойдет.

— Чешется!

— Чешется, потому что заживает. Терпи. Гляди-ка, наши друзья всех с дороги разогнали. В кабак не войдешь.

— Стооой! — донеслось снаружи. — Ты как сидишь, рохля? Собака на заборе лучше сидит! Я тебе что сказала?

— Сэн Мараньо…

— Каррахна, сказал! Спину прямо, будто чашку на голове несешь. Работай задницей, раз мозги не варят. Вот этим местом, вот этим, мать твою через семь гробов… Пше-ел!

Щелканье плетки, грохот копыт.