Золотая тень Кёнигсберга

Во время Второй мировой войны территория бывшего замка (как, впрочем, и города) особенно не пострадала. В негодность жилые помещения замка пришли к шестидесятым годам. В 1961 году территорию замка и форбурга передали местной конторе райпотребсоюза — под склад. На месте западного флигеля был построен стрелковый тир, снесённый в конце восьмидесятых.

В августе 1990 года сгорела средняя секция здания форбурга. В кровле повсеместно появились дыры: за всё послевоенное время строение ни разу не ремонтировали.

В начале девяностых была предпринята попытка приспособить уцелевшие фрагменты замка и форбурга под гостиницу с баром, но… не срослось.

В итоге, как и везде, «история, воплощённая в кирпиче и камне», на них же — камни и кирпичи — растаскивается.

Священная секира

Неверным жёнам в Хайлигенбайле отрубали головы

Окрестности города Мамоново (в прошлом — Хайлигенбайля) в буквальном смысле — «земля обетованная» для «чёрных археологов». Историей здесь дышит каждая пядь земли.

Свою жену отдал гостю

Итак, первое поселение на месте Хайлигенбайля возникло ещё в те времена, когда территория Восточной Пруссии принадлежала пруссам. Неподалёку (в районе современной Липовки) располагалось центральное святилище пруссов Ромове-Рикойто.

По преданиям, в ветвях гигантского дуба жили три божества: Перкуно (бог грома, с огненно-красным лицом и чёрной курчавой бородой), Потримпо (бог войны и земледелия), с венком из колосьев на голове, и Патолло (бог смерти) — старец с белыми волосами. Дуб был окружён высоким забором. Приближаться к священному дереву мог только верховный жрец и его помощники.

Хайлигенбайль на гравюре XVII века. Из книги Христофа Харткноха «Старая и Новая Пруссия», 1684 год

Здесь совершались жертвоприношения (иногда — человеческие), а также обряды и праздники. Собравшихся обрызгивали пивом, соединяя таким образом «мир людей» с «миром богов». Потом мужчины пили пиво из особых ритуальных сосудов и начинали петь и молиться…

Женщины к священному дубу не подходили и на пушечный выстрел (говоря более поздним языком). Им вообще жилось не очень весело: во время еды им запрещалось садиться за один стол с мужем (или отцом); по воле мужа жена превращалась в наложницу гостя. Именно женщины выполняли основную работу по дому: отвечали за сохранность огня в очаге (накрывая его на ночь специальным сосудом с отверстиями), готовили пищу, пекли хлеб, пряли шерсть, шили одежду, лепили из глины посуду…

Месть за смерть Адальберта

Впрочем, если учесть, что пруссы (по свидетельству историков) были голубоглазыми, белокурыми, высокими и стройными… а женщины считались «дефицитным товаром» (как правило, на каждую семью приходилось не более одной дочери — остальных уничтожали сразу после рождения)… то статный голубоглазый блондин доставался практически каждой. А он, в свой черёд, задаривал её браслетами, бусами, серьгами из янтаря и металла, обеспечивал мехом бобра, куницы, ласки, добывал ей стекло и монеты для украшений и т. д. и т. п. Да и в постельных утехах, скорей всего, был чертовски силён…

Впрочем, мы отвлеклись от темы.

Впоследствии основное святилище пруссов (Ромове-Рикойто) неоднократно переносилось — после того как пруссы убили епископа чешской столицы Адальберта, прибывшего к ним в качестве миссионера, а польский князь Болеслав I уничтожил Ромове, мстя за смерть Адальберта.

Так вот, на пороге Средневековья на холме, неподалёку от места слияния речек Ярфт (ныне Витушка) и Банава (Мамоновка), возникло поселение под названием «Свентемест» («Священное поселение»).

Когда в Пруссию вторглись войска Тевтонского ордена, Свентеместу досталось изрядно. Его занимали рыцари — его освобождали от рыцарей в ходе восстания пруссов — его снова отдавали во власть Ордена — и снова отбивали во время другого восстания…

Сжёг на костре своего друга

Много их было, гордых и смелых пруссов, которые, может, и «тормозили прогресс» (если считать язычество, за сохранение которого они бились, «отсталым» по сравнению с христианством), но делали это не щадя живота своего. Один такой — Генрих Монте, с детства обласканный рыцарями, получивший образование в Магдебурге (крестоносцы готовили его, принадлежавшего к знатному прусскому роду, к духовной деятельности), возглавил особо мощное восстание.

Неподалёку от Свентеместа он даже принёс в жертву прусским богам захваченного в плен рыцаря Хиршхальса из Магдебурга, своего друга юности.

Правда, Хиршхальс был выбран для жертвоприношения не по указанию Монте, а словно бы самой Судьбой: жрецы трижды бросали жребий — и трижды он выпадал именно Хиршхальсу. Хотя захвачено в плен было более двадцати крестоносцев.