Золотая туфелька

Но откровенность за откровенность... Медовая Марлен, облизываясь телеграммой Эрнестика, принялась за душевное неглиже подруги. «А у тебя, Liolia, что таит serdechko?» Щуриться гипнотически Марлен умела не хуже Лёли. «Не поверю, — продолжала развеселившаяся Марлен, — что хрюша Уинни тебя всерьез интересует. Если искать мужчину, то ваш горилла — дядя Джози — гораздо привлекательней. Хотя лично я не выношу рыжую шерсть на груди. А он правда грузин? Ha-ha-ha! Скажу по секрету: я ни разу... с грузином... Был пуэрториканец... (Глаза мечтательные) Аргентинец... (Глаза лирические) Бразилец (Глаза плотоядные) Кубинец был... Ha-ha-ha... Сплошные песни. Утомлял... Мексиканец. Ha-ha-ha! Не снимал сомбреро даже в постели. Мы (вздохнула) расстались. Еще был кучерявенький... м-м-м... Помесь... Плантатор на Тринидад-Тобаго. Он свою Марлен (скромно улыбнулась) называл «колибри». Хотя вообще-то... Ha-ha-ha! Меня ниже на двадцать сантиметров. Маленькие — самые чувственные... А грузина (грустно) нет, не было. Был армянин — а! (Беспечно ручкой.) Миллионерчик из Сан-Франциско — Майкл Эйвансиан. Не слыхала? Мне нравилось — фры-ы! (фыркнула с удовольствием), — что у него усы пахли миндальным орехом. Нет! Ha-ha-ha! Он не торговал сластями. Же-ле-зо-бе-тон-ные кон-струк-ци-и! — вот чем занимался. По-моему, чушь, ты не находишь? Ha-ha-ha! У тебя тоже армянин?! Держала на сексуальной диэте? Ha-ha-ha! Завалил фруктами? Бедняжка. Ради тебя выстроил новый ресторан в Москве?! Скажите, пожалуйста! Погладила лысину? Liolia, я не могу поверить, как ты можешь быть жестока! Не кружишь головы? А как это назвать? Неужели твой (шепотом) белогвардейский офицерик стоит многолетней верности? Знаешь, что женился? На француженке, у которой сердце минусовой температуры?! У него так плохо с деньгами? Хочешь, я пошлю швейцарский чек? Есть деньги? Фэй! (вспорхнула руками и цопнула Лёлину алмазную брошь цвета лимона) Это — «флорентиец»?! Тот самый, который стянули в 1919-м?! Твой Boris выиграл на бильярде?! А-а-а (пропела Марлен и погладила Лёлю по щеке, вглядываясь по-фрейдистски), скажи мне, ты в самом деле любишь Boris’а? Ты не разыгрываешь меня? (Хихикнула.) Как ты сказала? Память о Юрочке Олсуфьеве тебе дороже? Был художник, да? Реставратор? Я не понимаю. Художник — кроме, конечно, моего приятеля Пабло Пикассо (хихикнула) — это голодранец. С ним ты не будешь счастлива. Он еще и самый смелый в мире? Любой вояка перед ним мозгляк?! Фэй, Liolia! Я тебе не верю. Если бы я увидела, то сошла с ума? Таких, как Юрочка, красавцев в мире больше нет? Ha-ha-ha! Он умер? Фей! Прости, не знала. Но надо жить. (Мудро улыбнется.) Признайся, serdechko, тебя кто внес в список делегации? Котяра Молотов? Ценит умение твое лечить мигрени? Скажите пожалуйста! Только я приметила, как он смотрит — хочет, милочка, полакомиться тобой! (Призадумалась.) Впрочем, после рюмочки ликера все мужики такими сволочами... Ты не находишь?.. Кобелищи... Дворняжка ножкой дрыгнет — бегут счастливые: вяу! Ум только у нас — у женщин... Мы правим миром... Папироску?..»

14.

Недооценивала Марлен рыцарей-мужчин. Они на подвиги способны. И писать стихи. А дела научные? Не будем за примерами ходить: Альберт Эйнштейн сфотографировался с языком иссунутым только для того, чтоб рассмешить королеву неприступную — русскую богиню (еще и с белосахарными плечами и лукавинкой в глазах) — Маргариту Коненкову. «Я, — говорит Альберт, — на репутацию ученого плюю, если вы останетесь лягушкой по отношению к сердцу моему!» А что с ним было бы, если хоть раз Лёлю Шан-Гирей увидел? И подумать страшно.

Сам, между тем, скульптор Коненков пригарцевывал к Лёле: туда подбородок повернет, нет, обратно — всю перемазал мокрой глиной — а в душик не желаете? — Нет, дедушка, я не желаю в душик, потому что я не хочу огорчать вашу бабушку — разумеется, не сказала, а просто смеялась — дедушка хитрюшка, но ведь и Лёля не простодушная кума?..

Искусствоведы расплачутся от счастья, когда узнают, что влюбленный в Лёлю архитектор памятник воздвигнул ей превыше (русская поэзия, прости) Пушкина. Так в 1939-м над площадью, где Пушкин-изваяние глядит себе под ноги, вознеслась на башенке фигурка балерины, ножкой выделывая па-де-де. Болтали: прототип — прима Большого театра — Уланова. Но вы сравните фото: нос у каменной балерины не пуговкой, как у Улановой, а гречески прямой — нос Шан-Гиреев всех... А ямочка на левой щечке? В бинокль видна отчетливо. Впрочем, теперь не разглядишь: балерину демонтировали по приказанию Лаврентия Берии еще в 1952-м. «Эта вазмютитэльно, што любёй пряхёжий, дажи биз гасюдарственного пиляжения мёжит заглядивать нашимь балэринам пёд юпки!» Лаврентий сам пытался Лёлю приманить. Но Лёля посмеялась. «Бляврентий» — ее бонмо порхало по Москве.