Золотарь, или Просите, и дано будет…

– Черный? Зеленый? Желтый?

– Желтый… я никогда раньше…

– Не пили чаю?

– Желтого…

Чистильщик включил электрочайник. Достал из шкафчика заварник и упаковку "Туманов Хуанг-Шаня". Хорошо, что бывшая согласилась на чай. Так легче. Он не знал, о чем разговаривать с незваной гостьей. "Студия" казалась западней. И ведь ходила, узнавала, искала; нашла.

Требует.

Если Чистильщик и боялся чего, так это встретиться с Золотарем. Пьяным, трезвым – все равно. Жадный, зубастый страх – заглянуть в зеркало и увидеть себя самого. Помнишь, брат? Ты сломал шпагу, а парень тихо выл, скорчившись под деревом. Джинсы бедняги пропитались кровью. Ты ничего не понимал, кроме главного – нельзя слушать этот вой. Обломок шпаги казался выходом – наилегчайшим, пуховым. Как крыло ангела. Потом была реанимация и психушка. И Рита. Спасла, перетащила на эту сторону.

Я не Рита. Я не сумею.

– Вот, – он придвинул бывшей чашку. – Пейте.

– Эта сучка, – вдруг сказала бывшая. – Она у него живет. Эта девка…

Господи, растерянно подумал Чистильщик. Она же его любит, бывшая. До сих пор любит. И развелась. Даю голову на отсечение, она сама подала на развод. Запилила насмерть, ушла, и нате вам – терзается. Принимает участие. Слава богу, Наташка ушла раз и навсегда. Я бы не выдержал вот так, по частям.

– Шиза не сучка, – сказал он. – Зря вы так.

– Да? – в голосе бывшей пробились резкие, визгливые нотки. – Тогда почему она Шиза? У нее есть нормальное имя?

– Есть, – Чистильщик напрягся, вспоминая. Он вечно забывал настоящие имена охотников. – Носова Алена Дмитриевна. А что?

– Носова? Нет, она Шиза. Натуральная. Она мне так и представилась: Шиза. Вы понимаете?

– Да.

– Он блюет, а она полы моет. Он спит, а она с него обувь снимает. С улицы уводит, когда он буянит. Готовит. Посуду моет. Она юродивая, да? Только не говорите мне, что это любовь.

– Я ничем не могу вам помочь.

Бывшая съежилась, словно вспомнив, зачем пришла. Я больше не буду, читалось на ее лице. Она жадно припала к чашке, обожглась, но стерпела. Лишь глаза снова заблестели от слез.

– Он сына видеть не хочет. Антончик к нему каждый день… А он дверь не открывает. Или эта ваша, Шиза… Откроет и говорит: извините. Александр Игоревич просит его не беспокоить. Антончик весь извелся. Кушает плохо. Себя винит. Я же вижу…

Чистильшик подошел к окну.

– Скажите сыну, что его вины здесь нет.

– А чья? Чья здесь вина?!

– Вы книгу Иова помните?

– Да, – растерялась бывшая. – Помню.

– Чья там вина?

– В каком смысле?

– В смысле Иова.

– Не кощунствуйте, – бывшая встала. – Каждому воздастся. И вам в том числе.

– Уже, – вздохнул Чистильщик.

4

Он даже обрадовался, когда в кабинет ворвалась Рита.

– Там… внизу…

Взволнованная, с красными пятнами на щеках, она быстро взяла себя в руки. Вспомнила, что они не одни. Поправила прическу, сухо кивнула бывшей:

– Добрый день. Я – коллега Вадима Петровича.

– Будьте благословенны…

– Что? Ах да, конечно. Вадим Петрович, внизу что-то происходит.

– Что?

– Какой-то шум.

– Шум? – Чистильщик прислушался. – Вроде бы нет.

– Это вам отсюда не слышно. Зайдите ко мне, в соседнюю комнату.

Рано обрадовался, понял Чистильщик. При виде Риты делалось ясно: если он сам пуще смерти боялся встречи с Золотарем, шарахаясь от зеркальности deja vu, то женщина с не меньшей силой боялась зайти в "нижний котел". Туда, где резала себе лицо – нет, теряла, с каждой секундой все больше теряла лицо, становясь не пойми кем.

Хорошо, если марионеткой.

– Извините, – он кивнул бывшей. – Обождите, я сейчас.

Да, действительно – в соседней комнате был слышен шум, несшийся снизу. Ремонтники, гады, напортачили со звукоизоляцией… Звук слабый, но внятный. Чистильщик прикинул, какой галдеж должен стоять в самом "котле", и содрогнулся. Снаряд второй раз в одну воронку не падает, напомнил он себе. И ответил: ты, брат, не воевал.

А вдруг падает?

– Можешь вывести охотничьи камеры на монитор? – спросила Рита.

– Нет. Ты же знаешь, у меня нет кодов.

– Я? Нет, не знаю.

Кажется, она не лгала.

– Коды от камер – у внешников. Все записи идут к ним. У меня нет доступа к материалам. Это надо подавать запрос…

– Я могу позвонить Ямпольскому.

– Долгая история. Короче, я вниз. Жди тут.

Чистильщик кинулся к шесту. Проклятье! – шест обжег ладони. Свалившись в коридор "котла", он пулей влетел к охотникам. Разогнался, как на пожар. И сбил с ног идиота-Самохода. Новичок топтался в дверях – здоровенный, плечистый, не меньше самого Чистильщика.

Оба упали на пол.

– Вот! – назидательно произнес знакомый голос. – Вот оно, возмездие! А я вас предупреждал, юноша. Какого черта вы заняли мое место? Вас что, не уведомили?

– Не-а…

Самоход ворочался под непосредственным начальником, кряхтя и охая. Наконец он выбрался на свободу и сел Чистильщику на копчик. Поерзал, устраиваясь. И со вздохом повторил:

– Не-а. Мне сказали, тут свободно.

– Кто сказал? Я хочу видеть этого человека!

– Это не я, – заорал Карлсон. – Это Умат, етить-колотить!

Умат побагровел от такого предательства. И жестами показал Самоходу: вместе пропадем. Это, чувак, кранты. Без вариантов.