Золото

— Были два друга, — говорил он, поглядывая на Лидию. — Ты обоих знаешь хорошо. Один рыжий, в веснушках, другой — красота-парень. Рыжий стал человеком, другой — кудрявый — кто его знает кем. От чего это зависит?

Лидия задумчиво ковыряла ножом стол.

— А если, Миша, понятия о хорошем у людей разные. Жорж тоже думает — хорошую дорогу избрал. Он искренно считает себя хорошим человеком. Разве с него это началось? Он только последователь, а те, от кого он заимствует свои взгляды, они родились до него.

— Про то и речь. Надо культурной работой развить одинаковые взгляды на хорошее и плохое. Хотя такие, как Жорж, извини, пожалуйста, знают без нас, где плохо, где хорошо, их не научишь. Я говорю о свежих, неиспорченных. Ты думаешь, Жорж не знает, что Мигалов выше его? Только не хочет сознаться. Думаешь — он только за золотом пошел на Терканду? Ничего подобного. Он не мужичок, которому надо коровку купить. Плевать ему на молочко. Он хочет людям доказать, что — вот смотрите — я не хуже кого-нибудь, хочет, чтобы его уважали, смотрели на него, а не отворачивались, как от пустого места. А как это сделать на его месте, в его положении? Спиртом, шиком. Он по-своему борется. Молодежь, новичков — вот кого нельзя упускать. Упустишь — не воротишь. Растянет гармошку, разинет рот: «Я старатель, свои кровные пропиваю, проигрываю». Хоть кол на голове теши.

Лидия погладила Мишку по коротким жестким волосам.

— Золотая ты моя головушка.

В дверь раздался стук.

Мишка вышел из барака, вернулся еще более расстроенным. Приходил Петька, но узнал, что Лидия дома, и наотрез отказался зайти.

— Советовал тебе не связываться, не послушала. Парень из приисковой семьи, деды ходили по тайге, прадеды — челдоны, горбачей{71} стреляли на Лене, наворочает дел. Неладно вышло. Работу забросил, пускай, говорит, кто-нибудь теперь другой полазит на сопку.

Мимо барака прошла ватага с песней. Надорванные и простуженные глотки изрыгали хрип и рев. В топоте каблуков по доскам чувствовалась сила, рвущаяся наружу.

— Слышал? Как львы ревут. Потом свалятся в канаву боком на мерзлоту и закашляют…

В барак стали собираться артельцы, новые жители вместо ушедших ребят. Почти все — потомственные золотоискатели. Дохнуло спиртом, послышались увесистые выражения. На столе появилась колода карт и к ней потянулась корявая рука, чтобы «снять». Игроки сгрудились к столу.

— Да, — потихоньку сказал Мишка, — Поля права все-таки. Надо браться за каждого вот такого. Ерунда, что некогда. Она находит время. На днях рассказывает мне: ее ребята заключили договор между собой, что не будут ни пить, ни играть в карты. Кто нарушит условие — долой из артели, без выплаты за работу по подготовке деляны. Назвали свою артель «Трезвость». А я вот упустил своих. Теперь, наверное, проклинают меня. И стоит.

15

Мишка сделался совсем мрачным, когда зашедший утром старатель сообщил о двух спившихся насмерть, одном зарезанном и о других менее значительных праздничных событиях. Со своей хандрой и ворчаньем он делался еще ближе и роднее. Лидия старалась расшевелить его. Вытащила на улицу, потянула на постройку и сидела с ним на верхних венцах пустого нардома. Она ходила по разрезу, осматривала алданзолотовское строительство. Обменивались мыслями о том, о сем. Лидия была благодарна Мишке. Он много сделал для нее своей искренней прямотой, чутьем, которое редко обманывало его и в житейских вопросах. Мишка в свою очередь ценил ее за знания, за умение объяснить то или иное событие, не понятное ему. Они продолжали свои прогулки и после праздника, урывали минуты, чтобы пройтись по берегу Ортосалы, сбросившей ледяные одежды. Подолгу молчали, глядя на бешеную быстроту мутных волн, слушая однообразный грохот горной реки.

Однажды по прииску прошел слух о самородке в пять фунтов. В банк явился старатель, вынул из кармана кусок, похожий на камень, изъеденный водой, и положил на доску перед окошечком. Кассир поинтересовался: «Кто сдает?» — «Нездешний», — улыбнулся сдатчик, не обязанный называть свое имя. Ему выдали деньги. Мишку возмущала нелепая случайность, делающая одного богатым в минуту, тогда как другой в это время лишается последнего куска хлеба. За примерами недалеко ходить, он сам знал, как обрывается вдруг заработок на деляне из-за катастрофы или самым естественным образом, когда отсутствует содержание. Он все чаще заводил разговор о присоединении старателей к союзу. Это было его больное место. Ему представлялся достроенный нардом пустым. Напрасная и наивная мечта загнать золотоискателей в клуб или читальню!