– Ты упала и ударилась?
–
Папа сказал это так, что захотелось побыстрее спрятаться внутрь себя, как это делает анемон в морском аквариуме, если к нему прикоснуться пальцем. Софи замолчала.
Мама и папа стали негромко переговариваться. Взрослые так делают, когда не хотят, чтобы ты их слышал. Взрослые полагают, что у тебя слух хуже, чем у них, а на самом деле он гораздо лучше. Вот в каком порядке существовала острота слуха: джедаи, летучие мыши, совы, лисы, собаки, мыши, взрослые.
– О чем ты только
– Хватит злиться. Мне и без того плохо.
– Я просто хочу спросить: как тебе это пришло в голову?
–
– Что? Это ты у меня спрашиваешь? Если речь идет о коже, которая навсегда приросла к тебе, разве нет смысла знать наверняка?
Мама отозвалась очень грустно:
– Но это
У Софи засосало под ложечкой. Это рак. Вот что это такое. У нее на спине – рак кожи. Вот откуда взялась повязка. О раке Софи знала все. Понятно: у мамы он возник на коже, и ей сделали операцию. Вот почему она куда-то исчезла после тренировки. Взрослые всегда стараются секретничать насчет рака. Но хранить секреты они умели в таком же порядке: джедаи, лисы, взрослые. Маме сделали операцию, она прошла плохо, и теперь все-все стало плохо.
Папа продолжал:
– А как же
– Мы так и думали, что поедем обе. Ведь мы с ней – номер один и номер два. Остальные даже близко к нам не стоят. А теперь… А у меня эта чертова
Глядя в зеркало заднего вида, Софи увидела, как мама сжала ремень безопасности. Папа скосил на нее глаза, прикоснулся к ее колену. Она посмотрела на него, и грусть в ее глазах почти исчезла. Софи сразу стало лучше. Словно колено мамы было чем-то вроде клавиши «OK», и папа только что ее нажал.
– Понимаю, – сказал папа. – Прости.
– Мам? – проговорила Софи так тихо, что мама ее не услышала. Она предприняла еще попытку, со свистом вдохнув и выдохнув воздух: – Мам?
Мама повернулась, протянула руку между спинками двух сидений и прикоснулась к Софи.
– Все нормально, – сказала Софи. – На самом деле все не так плохо, как ты думаешь.
– Конечно, ты права, моя милая.
– Иногда бывает жуть как плохо, но если ты пройдешь все курсы химиотерапии, то обязательно поправишься. Вот увидишь.
Софи посмотрела на маму, уверенная в правоте своих слов. А мама почему-то смутилась.
– Ты о чем? – спросила она.
– О том, что у тебя на спине, – объяснила Софи. – О раке.
Мама долго смотрела на нее, в ее глазах было какое-то странное выражение, смысла которого Софи не могла понять. Наверное, не стоило произносить слово «рак». Сама она к нему привыкла, но другим для этого требовалось много времени. В больнице мало кто мог произносить его, и особенно – взрослые. Женщины говорили: «У меня опухоль», и тогда это звучало, как что-то маленькое, которое можно взять рукой, а не такое, что проскользнуло бы между пальцами. Мужчины говорили: «Я сражаюсь с большой буквой „Р“». Так им было легче, потому что они представляли себе, будто на них нападает большущая буква «Р» с плаката у окулиста, и они сражаются с ней, а не с маленькой раковой клеткой.
– Все нормально, мам, – повторила Софи. – Доктор Хьюитт говорит, что лучше называть болезнь ее настоящим названием: тогда ты становишься сильнее.
Мамины глаза наполнились слезами.
– Девочка моя, прости меня, пожалуйста. Никакой это не рак. Это просто глупая татуировка.
Папа свернул к тротуару, остановил машину, они с мамой вышли и сели на заднее сиденье, к Софи. Расстегнув ремни безопасности, они крепко обняли дочь, а потом все трое сидели там, пока не стало смеркаться. Мимо проезжали машины, струи дождя вспыхивали в свете их фар.
– Что бы ни случилось, – сказал папа, – ничто не сравнится с тем, как мы гордимся тобой.
– Из-за чего? – удивилась Софи. – Я
Софи вздохнула. Как только она переживет свой лейкоз, придется переделывать своих родителей.