Трек был травяным; трасса отмечена деревянными палками, а между ними натянута оранжевая веревка. Кейт оказалась намного быстрее почти всех остальных. Она так сильно вырвалась вперед, что даже испугалась: а вдруг это неправильно? Вдруг кто-нибудь сейчас на нее закричит? Только еще одна девочка оказалась такой же быстрой. Какое-то время они ехали рядом. Кейт повернула голову и улыбнулась, но девочка улыбаться в ответ не стала. Кейт могла бы ехать быстрее, но ей казалось, что она поступит грубо, невежливо, если бросит девочку, поэтому она осталась с ней рядом. Когда они вернулись к линии старта, завершив первый круг, папа улыбался. Он поднял вверх два больших пальца. Отец девочки тоже стоял там.
– Давай, давай! Ты можешь ее обогнать! – кричал он.
Девочка попыталась ехать быстрее. Лицо у нее покраснело. Кейт сбавила скорость, чтобы девочка могла передохнуть. Они снова вернулись к линии старта. Папа Кейт ликовал. Отец девочки закричал:
– НУ ДАВАЙ! Ты можешь быстрее!
Он так злился, что Кейт испугалась за девочку и на последнем круге поехала еще медленнее. Но девочка явно устала. Она задела деревянную стойку рулем и покатилась кубарем по траве.
Кейт остановила свой велосипед и спрыгнула. Холодными пальцами, вдыхая земляной запах мокрой травы, она подняла велосипед девочки.
– Быстро! – сказала она.
Кейт переживала из-за отца этой девочки. Девочка посмотрела на Кейт. Она была очень маленькой. Лицо и спортивный костюм испачканы грязью. Казалось, она вот-вот расплачется.
– Не надо, – прошептала Кейт.
Она придержала велосипед, девочка села на него и укатила. Остальные тоже проехали мимо, когда Кейт садилась на свой велик. Финишную линию Кейт, вся в слезах, пересекла последней.
– Черт возьми, это несправедливо, – огорчился папа.
– Да, да, да, – всхлипывала Кейт: это очень несправедливо – то, что та девочка так боится своего отца. Она не могла бы объяснить, почему ей грустно от того, что у нее жизнь легкая, почему ей страшно из-за того, что она такая счастливая.
Они с папой уехали. Машина скрипела и тарахтела. Папа ехал быстрей, чем всегда. Костяшки пальцев, сжимавших руль, побелели. Он сказал:
– Ты слишком добрая, Кейт. Люди могут этим пользоваться.
По радио рассказывали об обломках «Челленджера», которые удалось собрать. Тысячи крошечных кусочков рухнули в океан, и каждый летел на своей собственной скорости. По волнам плавали нашивки членов экипажа. А тяжелые обломки затонули. Некоторые из них уже никто никогда не достанет.
Папа сказал:
– Та девочка не должна была так просто уезжать. Кейт объяснила:
– Она была ужасно напугана. Я хотела, чтобы она победила.
Папа долго молчал, потом проговорил:
– Я так горжусь тобой, Кейт! Больше, чем если бы ты выиграла.
На повороте папа набрал слишком большую скорость. Шины взвизгнули. Кейт зажмурилась и вдохнула запах папиного лосьона. Обеими руками она ухватилась за ремень безопасности.
– Жаль, что тебе пришлось слушать все это за завтраком, – сказал папа.
Он сказал это очень тихо.
– Это просто потому, что мама устала.
– Мы все устали, Кейт. Проехали мимо паба.
– А разве мы не пойдем обедать? – спросила Кейт.
– Может быть, мама захочет пойти вместе с нами, – ответил папа каким-то сдавленным голосом.
Подъехали к дому: папа резко затормозил. Кейт пришлось упереться руками в ящик для перчаток. У их дома стояла другая машина – черная, блестящая и новая.
– Кто это? – спросила Кейт.
– Это начальник твоей мамы. – Голос папы прозвучал очень тихо. – Посиди тут, а я схожу домой.
Что ж, она не против. Ничего нехорошего не может случиться, пока она будет тут сидеть. Папа оставил включенным радио. Из дома стали доноситься крики, и Кейт прибавила звук. Обнаружены сотни обрывков бумаги – они свободно плавали по волнам океана. Листы и обложки полетных инструкций – про то, как летать в космос, как достичь второй космической скорости, и металлические кольца, скреплявшие обложки. Некоторые инструкции, правда, превратились в пепел. Тяжелые части «Челленджера» затонули.
Папа выбежал на дорожку вместе с начальником мамы. Они толкали друг друга. Кейт испугалась и попыталась спрятаться под сиденье, но ремень безопасности ей помешал. Она опустилась так низко, как только могла, и продолжала смотреть через ветровое стекло. Мама стояла на пороге в халате и глядела на папу и своего начальника. Потом заметила, что на нее смотрит Кейт, и отвернулась.
Все трое еще какое-то время ругались, потом мама уехала вместе с начальником, а папа повез Кейт в паб. Она получила свой «завтрак пахаря»; себе папа взял пирог и чипсы. И пинту эля. Оба молчали. В стакане с диетической колой плавали кубики льда, а наверху – четвертушка лимона. Если кубики перевернуть вверх дном и прижать соломинкой к стенке, они наполнятся пузырьками. Кейт так и сделала. Папа вздохнул. Кейт прижалась к его груди.
– Бумс – прошептала она.
– Что-что? – спросил папа.
– Ничего, – ответила Кейт и улыбнулась ему. Кубики льда звякали, сталкиваясь друг с другом. Некоторые слова никогда не утонут, некоторые тяжести никто никогда не сможет достать со дна.