Золото

Том посмотрел на фотографию Зои в газете. Он чувствовал, что когда-то она испытала горе такое же глубокое, как он. Иначе он не мог объяснить ее безрассудное поведение и ту крепчайшую связь с ней, которую ощущал. Это была не любовь – для любви он уже слишком стар, – а некая почти невыносимая привязанность. И даже не в том дело, что Зоя заставляла его сожалеть о том, что он не моложе лет на тридцать, – дело в самой жизни.

Том выругался. Он был в отчаянии. Когда ты знал только о частоте сердцебиения и лактатном пороге, приходилось признать, что жизнь наделила тебя мощными эмоциями, но для их измерения снабдила лишь дешевыми маленькими приборами. Слова песни Фила Коллинза отражали жизнь так же, как отражает луну карманное зеркальце, и все же у Тома ничего не осталось, кроме этих вот мелочей: старых песен в пустом кафе, золотых медалей, выигранных его спортсменами, этих маленьких поблажек истории, способной дисквалифицировать целые десятилетия, но делившей каждую секунду на десять частей.

Время никогда его не жаловало. Оно играло, как заезженная пластинка – то повторяло бесконечную фразу, то пропускало целые куплеты, и поэтому что-то случалось слишком рано, а что-то – слишком поздно.

Он до сих пор чувствовал, как крепко Зоя сжимала его руки, лежа в родильной палате. И до сих пор его преследовала горькая мысль: это он виноват в том, что она не доносила ребенка до положенного срока. Он не смог уговорить ее прекратить тренировки; ему удалось лишь немного их сократить. К беременности Зоя относилась как к травме – продолжала тренировки с некоторыми ограничениями. Даже при сроке двадцать шесть недель Том не сумел заставить ее думать о рождении ребенка как о чем-то таком, что неизбежно произойдет. Как-то раз он заговорил с ней об этом на велодроме. Просто вышел на трек и встал на ее пути. Зоя была вынуждена остановиться. Он ухватился за руль, а она попыталась освободиться.

– Пожалуйста, – сказал он.

– Пожалуйста – что?

– Пожалуйста, перестань. Ты навредишь ребенку. Грудь Зои тяжело вздымалась, пот лил с лица.

– Не стоит драматизировать. Я же не бью себя по животу. Мне просто нужно оставаться в базовой форме. Как только ребенок родится, я начну наращивать темп для подготовки к Афинам.

– Но слушай, когда ребенок родится, он будет, черт возьми, человеком, а ты – его матерью.

Зоя кивнула. Она будто ждала разъяснений – словно бы они еще требовались.

– Ну? – проговорил Том. – Хочешь сказать, что о ребенке позаботится его отец? У меня сложилось впечатление, что он вроде как ни при чем.

Зоя запрокинула голову и расхохоталась.

– Да? Такое у тебя впечатление? Том поднял руку.

– Послушай, кто отец – не мое дело, но ты могла бы попросить его о помощи. Маленькие дети – тяжелый труд. Непрестанный. Их надо кормить, переодевать, носить на руках днем и ночью.

– Значит, я буду делать это. Выясним, сколько часов в день это отнимает, и я подстрою под это свои тренировки.

– Но это не те дела, которые можно вписать в график.

– А что это такое?

– Это жизнь. По идее, она должна тебя хоть чуточку беспокоить.

Зоя отвела взгляд.

– Меня это чуточку беспокоит.

– Тогда слезай с велосипеда, Зоя. Тебе всего двадцать три. Велик от тебя никуда не денется, если решишь вернуться в спорт. Но сейчас тебе надо остановиться.

Зоя уставилась на него в упор.

– Это ребенок Джека, Том. Я слезу с велосипеда, когда то же самое сделает Джек.

Том так изумился, что выпустил руль, а она так разозлилась, что с бешеной силой нажала на педали и рванула с места с чудовищной скоростью, не думая ни о какой осторожности. Всякий раз, когда она проносилась мимо, Том умолял ее ехать медленнее, но она только набирала скорость. В конце концов он плюхнулся на пластиковое кресло и стал молча смотреть на нее.

После двадцати кругов Зоя сбавила скорость, остановилась, отвела велосипед к стойке, а потом еще долго занималась на велотренажере в центре велодрома – сбрасывала нагрузку. Том принес ей чистое полотенце и изотонический напиток комнатной температуры.

– Как ты? – спросил он.

Она посмотрела на него. Бледная, под глазами – черные круги.

– Прости, – сказала она.

– Не извиняйся. Я просто старый неудачник. Думаю, у тебя все получится лучше, чем у меня.

Он набросил полотенце Зое на спину, сжал ее плечи и кончиком полотенца вытер пот с ее лица. Зоя перестала вертеть педали. Она закрыла глаза и прижалась головой к груди Тома. Он не знал, куда девать руки. Стоял, беспомощно их опустив. Оба замерли на минуту, а замедляющее ход колесо тренажера скорбно стонало все тише и тише в гулком пространстве велодрома.

– Я так устала, Том, – прошептала Зоя.

– Тебе станет лучше, – сказал Том.

– Правда? – пробормотала она. – Тебе стало? Он немного подумал и ответил:

– Да.

Потому что он был ее тренером.

– Обманщик, – улыбнулась Зоя.