Читаем Золото для индустриализации. Торгсин полностью

По прибытии иностранного судна в советский порт на его борт поднимался шипчандлер Торгсина и предлагал капитану сделать заказ на пополнение запасов продовольствия, топлива и стройматериалов. Чтобы заинтересовать капитана, шипчандлер платил ему «гратификационные» – благодарственную сумму, премию, составлявшую процент со сделанного заказа. Гратификационные были заимствованы из практики портов капиталистических стран и представляли собой легализованную взятку. Советская специфика нашла выражение в идейно-классовом оправдании взятки: торгсиновские руководители подчеркивали, что они платят деньги не капиталисту – владельцу парохода, эксплуататору и гноителю рабочих, а наемному работнику, каким, по их мнению, был капитан[805].

Прибыв на иностранный пароход, шипчандлер Торгсина оповещал моряков и о том, что к их услугам в порту работают бар или ресторан Торгсина, а также магазин, где можно купить сувениры, антиквариат, меха и другие товары. Капитан судна решал, какую сумму судовая команда могла потратить на берегу, и, чтобы сделать его щедрее, шипчандлер Торгсина вновь платил ему премиальные – процент с разрешенной суммы. Затем начиналось самое интересное. ОГПУ запрещало иностранным морякам брать на берег валюту. Капитан должен был держать ее в опломбированном сейфе на судне[806]. На руки команда получала боны Торгсина, по сути превращаясь в его крепостных клиентов. На все время стоянки они прикреплялись к портовому торгсину; другие магазины не принимали торгсиновские деньги[807].

Моряк мог избежать крепостного права и обзавестись рублями, дававшими экономическую свободу, только став спекулянтом. Фарцовщики, валютчики и проститутки, которые, несмотря на пропускной режим в портах, роились около торгсинов, объясняли моряку нехитрые азы экономики дефицита – «нет ли чего продать?». Интерклубы – центры революционной пропаганды среди моряков в советских портах – жаловались на крепостное право Торгсина[808]. По словам бюро фракции Одесского райкомвода, чтобы посетить «культурное учреждение» – театр или кино или «попить чаю и скушать бутерброд» в буфете интерклуба, моряку порой приходилось продавать что-то из своей одежды или спекулировать товарами и бонами Торгсина. В 1933 году после продолжительного разбирательства в верхах дела о «крепостном хозяйстве» Торгсина иностранным морякам наконец разрешили переводить кредит, открытый для них в Торгсине, на буфеты интерклубов. Однако Торгсин, не желая терять валюту, не афишировал новшество. Один из моряков жаловался, что только после «долгих и тяжелых усилий» узнал о возможности перевода денег[809].

Торгсины плодили портовую мафию, где в доле были шипчандлеры, директора магазинов и ресторанов, сутенеры и проститутки, да порой и сами капитаны иностранных судов. Мирок советского порта был далек от идеалов новой жизни, которую иностранные моряки – социалисты и коммунисты – ожидали увидеть на родине победившего пролетариата. Их разгневанные и недоумевающие письма в Совбюро Интернационала моряков и портовых рабочих (ИМПР) свидетельствовали, что портовые торгсины были заурядными борделями. Иностранные моряки показали больше политической зрелости и идейной выдержанности, чем местные работники Торгсина, да и его центральное руководство, которое отказывалось от радикального решения проблемы проституции, боясь потерять валюту. Некто тов. Коли, коммунист, руководивший итальянской работой в интерклубах Туапсе, Новороссийска, Поти и Батума, в январе 1933 года писал:

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное