Золото для индустриализации. Торгсин

Особую группу покупателей в Торгсине составляли профессиональные спекулянты. Спекуляция – перепродажа с целью получения прибыли, по советской терминологии «наживы», – являлась одним из наиболее распространенных экономических преступлений советского времени. Признание спекуляции преступлением было феноменом социализма, так как в условиях рыночной экономики она представляет собой основополагающий легальный вид экономической деятельности[1045]. Провозгласив на заре советской власти спекуляцию преступлением, государство преследовало определенные социально-экономические и политические цели. В первую очередь это была мера борьбы с частником в конкуренции за ресурсы и влияние. Репрессии практически уничтожили легальное частное предпринимательство в СССР, но спекуляция не только осталась, она расцвела в экономике хронического дефицита.

В советской теории и практике спекуляция определялась эластично. Под статью о спекуляции подпадали перепродажа по более высоким ценам товаров, купленных в государственных и кооперативных магазинах, и даже продажа собственно произведенных товаров по ценам, превышавшим установленные государством[1046]. Пример подобной спекуляции находим и в материалах Торгсина: «На улицах Москвы (особенно в районах Большого театра и Кузнецкого моста) за последнее время появилась группа женщин, которые продают береты из импортной пряжи. Такая пряжа находится в Торгсине»[1047]. Скупка пряжи в Торгсине с целью частного производства беретов и их продажи по прибыльным ценам считалась экономическим преступлением.

В экономике дефицита спекуляция была исключительно выгодным занятием, но не только в этом заключался секрет ее неистребимости. Спекулянты выполняли важные функции в социалистической экономике. Они латали прорехи централизованного распределения. В СССР шутили, что государству надо лишь направить все товары в Москву, а уж спекулянты сами развезут их по городам и весям. Развозя товар по стране и продавая всем, у кого были деньги, спекулянты перераспределяли государственные товарные фонды на принципах рыночной экономики, являясь главным источником снабжения тех групп населения, которые плохо снабжались государством или не снабжались вовсе. Рыночная деятельность спекулянтов формировала социальную иерархию, основанную на деньгах, в отличие от государственного распределения 1930-х годов, основанного на принципах принадлежности к власти и близости к индустриальному производству. «Спекулятивная деятельность», насыщая потребительский спрос, в определенной степени гасила социальное недовольство, примиряла людей с ситуацией, позволяя им приспособиться к экономике дефицита, и тем способствовала стабильности режима[1048]. Однако, развивая запросы потребителей, спекуляция готовила могильщиков экономики дефицита. Неудовлетворенные покупатели, разочаровавшись в советском социализме, все чаще смотрели в сторону заваленного товарами Запада.

Спекуляция была частью обширного черного рынка[1049], который развивался инициативой людей. Зажатый в тиски государственной централизованной экономики, черный рынок приспособился к ней, превратившись в ее неизбежную и необходимую часть. Репрессии против частников обрекали предпринимательство развиваться в форме мелкого, распыленного, нестабильного подпольного бизнеса, но черный рынок брал реванш. Он паразитировал на плановом хозяйстве, выкачивая с помощью буйно цветущего воровства ресурсы из государственных предприятий. Однако, как ни парадоксально это звучит, именно благодаря черному рынку советская экономика просуществовала столь долго. Без черного рынка жизнь в экономике хронического дефицита была бы невозможна[1050].

Спекуляция стала неотъемлемой частью повседневной жизни Торгсина. Проверки его контор показывали, что в каждом магазине имелся постоянный штат торговцев-спекулянтов[1051]. В одном из писем покупатель назвал Торгсин «бандитски-спекулятивным и экономическим контрреволюционным учреждением», где спекулянты получали муку и крупу по 30 рублей за пуд, а владельцы торговых книжек томились долгие сутки в очередях[1052].