В сентябре 1934 года по инициативе Наркомфина Верховный суд на специальном совещании рассмотрел вопрос об уголовной ответственности за спекуляцию документами Торгсина, что свидетельствовало о масштабах противозаконной деятельности. По результатам обсуждения было составлено директивное письмо. Разовые сделки не преследовались, но арестованное имущество подлежало конфискации в пользу государства. За неоднократное нарушение закона, в зависимости «от признаков промысла», виновные подлежали наказанию или по статье 105 (нарушение правил торговли), или по статье 107 УК (спекуляция), Верховный суд колебался, следует ли публиковать директивное письмо. Странная позиция, а как же еще люди могли узнать о новом законе?[1067]
Глава 7
Продавец всегда прав
Хозяйство Торгсина было большим и беспокойным. Если в конце 1932 года в нем работало всего лишь около 2,6 тыс. человек[1068]
, то в 1934 году в одной только торговой сети было занято почти 22 тысячи[1069]. Даже накануне закрытия штат Торгсина все еще оставался многолюдным. В октябре 1935 года в торгсиновской торговле работало 11,6 тыс. человек, и еще более тысячи было занято в центральном и региональном административно-управленческом аппарате[1070].Кадровый вопрос был больным для Торгсина. При назначении на должность Правление стояло перед выбором – политическая надежность или профессиональная квалификация. Как правило, эти характеристики не совпадали: если верный партиец – то без образования и профессионального опыта работы в торговле, если профессионал, да еще и с образованием – то «из бывших». Весной 1933 года Сташевский писал: «Подбор социально подходящих работников в наших предприятиях – проблема не менее важная, чем выявление замаскировавшихся кулаков в совхозах и колхозах»[1071]
. Недаром поступавшие на работу в Торгсин проходили проверку в ОГПУ. В попытке примирить партийность и профессионализм в Ленинграде, например, создали кружок для подготовки пробиреров из членов ВКП(б), комсомольцев и членов семей рабочих[1072]. Но вряд ли проблему кадров можно было решить быстро. Приходилось обращаться к непартийным специалистам.Кадровая статистика показывает, что руководство пошло на компромисс в проблеме профессионализма и партийности. Управленческий и административный аппарат Торгсина состоял из партийцев с начальным образованием, выполнявших роль политкомиссаров в торговле[1073]
. Хотя они были в меньшинстве, именно в их руках была власть в Торгсине. Исполнители-спецы (экономисты, бухгалтеры, товароведы и пр.), а также торговые работники (продавцы и кассиры) были почти сплошь беспартийными, но в большинстве своем с образованием и опытом. Так, все председатели Правления Торгсина, как свидетельствуют их биографии, были профессиональными революционерами со значительным партийным стажем. Заместители председателя Торгсина также являлись партийцами рабоче-крестьянского происхождения, вступившими в партию в наиболее тяжелые для нее годы Гражданской войны[1074]. В 1935 году (данные по другим годам отсутствуют) из 18 руководящих работников центрального аппарата Торгсина[1075] только двое были беспартийными: директор импортной конторы и главный бухгалтер. Вместе с тем в числе остальных работников центрального аппарата прослойка партийцев была чрезвычайно тонкой: из 518 человек, работавших в нем, только 94 были членами ВКП(б) и 15 комсомольцами. Похожее соотношение партийцев и спецов существовало и в региональных конторах Торгсина. Управляющие контор и уполномоченные Торгсина в регионах в 1935 году все были членами партии; в большинстве своем они вступили в партию в годы Гражданской войны[1076]. Но из 13,8 тыс. остальных работников региональных контор Торгсина партийцы вместе с комсомольцами едва превышали 2 тыс. человек[1077]. Например, более 80 % работников Ленинградского Торгсина были беспартийными[1078]. Весной 1932 года во Всеукраинской и Харьковской конторах Торгсина (включая магазины) из 187 штатных работников только 20 были членами партии и 9 комсомольцами[1079].