Читаем Золото для индустриализации. Торгсин полностью

В сентябре 1934 года по инициативе Наркомфина Верховный суд на специальном совещании рассмотрел вопрос об уголовной ответственности за спекуляцию документами Торгсина, что свидетельствовало о масштабах противозаконной деятельности. По результатам обсуждения было составлено директивное письмо. Разовые сделки не преследовались, но арестованное имущество подлежало конфискации в пользу государства. За неоднократное нарушение закона, в зависимости «от признаков промысла», виновные подлежали наказанию или по статье 105 (нарушение правил торговли), или по статье 107 УК (спекуляция), Верховный суд колебался, следует ли публиковать директивное письмо. Странная позиция, а как же еще люди могли узнать о новом законе?[1067]

Глава 7

Продавец всегда прав

О коммунизации, коренизации и безграмотности. Торгсин крестьянский. Еврейский вопрос. Страсти по «золотому» пайку. «Не можем так работать!» Усушка, утруска, примаз, распыл и впитывание. Сытые и голодные. Зачем на рубашке пришит карман? Накануне Большого террора


Хозяйство Торгсина было большим и беспокойным. Если в конце 1932 года в нем работало всего лишь около 2,6 тыс. человек[1068], то в 1934 году в одной только торговой сети было занято почти 22 тысячи[1069]. Даже накануне закрытия штат Торгсина все еще оставался многолюдным. В октябре 1935 года в торгсиновской торговле работало 11,6 тыс. человек, и еще более тысячи было занято в центральном и региональном административно-управленческом аппарате[1070].

Кадровый вопрос был больным для Торгсина. При назначении на должность Правление стояло перед выбором – политическая надежность или профессиональная квалификация. Как правило, эти характеристики не совпадали: если верный партиец – то без образования и профессионального опыта работы в торговле, если профессионал, да еще и с образованием – то «из бывших». Весной 1933 года Сташевский писал: «Подбор социально подходящих работников в наших предприятиях – проблема не менее важная, чем выявление замаскировавшихся кулаков в совхозах и колхозах»[1071]. Недаром поступавшие на работу в Торгсин проходили проверку в ОГПУ. В попытке примирить партийность и профессионализм в Ленинграде, например, создали кружок для подготовки пробиреров из членов ВКП(б), комсомольцев и членов семей рабочих[1072]. Но вряд ли проблему кадров можно было решить быстро. Приходилось обращаться к непартийным специалистам.

Кадровая статистика показывает, что руководство пошло на компромисс в проблеме профессионализма и партийности. Управленческий и административный аппарат Торгсина состоял из партийцев с начальным образованием, выполнявших роль политкомиссаров в торговле[1073]. Хотя они были в меньшинстве, именно в их руках была власть в Торгсине. Исполнители-спецы (экономисты, бухгалтеры, товароведы и пр.), а также торговые работники (продавцы и кассиры) были почти сплошь беспартийными, но в большинстве своем с образованием и опытом. Так, все председатели Правления Торгсина, как свидетельствуют их биографии, были профессиональными революционерами со значительным партийным стажем. Заместители председателя Торгсина также являлись партийцами рабоче-крестьянского происхождения, вступившими в партию в наиболее тяжелые для нее годы Гражданской войны[1074]. В 1935 году (данные по другим годам отсутствуют) из 18 руководящих работников центрального аппарата Торгсина[1075] только двое были беспартийными: директор импортной конторы и главный бухгалтер. Вместе с тем в числе остальных работников центрального аппарата прослойка партийцев была чрезвычайно тонкой: из 518 человек, работавших в нем, только 94 были членами ВКП(б) и 15 комсомольцами. Похожее соотношение партийцев и спецов существовало и в региональных конторах Торгсина. Управляющие контор и уполномоченные Торгсина в регионах в 1935 году все были членами партии; в большинстве своем они вступили в партию в годы Гражданской войны[1076]. Но из 13,8 тыс. остальных работников региональных контор Торгсина партийцы вместе с комсомольцами едва превышали 2 тыс. человек[1077]. Например, более 80 % работников Ленинградского Торгсина были беспартийными[1078]. Весной 1932 года во Всеукраинской и Харьковской конторах Торгсина (включая магазины) из 187 штатных работников только 20 были членами партии и 9 комсомольцами[1079].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное