В поисках валюты все средства были хороши. Александр Горянин в очерке «В Новом Свете у русских», рассказывая о судьбах российских эмигрантов в США, пишет о Елене Алексеевне Слободской, вдове священника. Родня, жившая в Эстонии, в 1935 году выкупила ее со всей семьей «через систему „Торгсина“», заплатив советскому правительству за выдачу заграничных паспортов по 500 руб. золотом[1225]
. Архивные документы подтверждают рассказ Горянина. Формальная инициатива о разрешении эмиграции за валюту принадлежала Сектору валюты и международных расчетов Наркомфина. В июне 1932 года его руководство писало в СТО: «В СССР имеется довольно значительная группа лиц, совершенно ненужных для страны и желающих эмигрировать за границу к своим родственникам. Поскольку последние берут на себя расходы по их переезду, а также по оплате сборов, связанных с разрешением на выезд, такая эмиграция могла бы явиться для нас довольно серьезным источником валютных поступлений»[1226]. Обращает внимание формулировка: не они, уезжавшие, не хотят оставаться в СССР, а мы, советская власть, в них не нуждаемся. В октябре 1932 года Совнарком, непривычно быстро для советской бюрократии отреагировав на запрос, принял постановление о валютной эмиграции. Быстрота – свидетельство того, что инициатива Наркомфина была исполнением решения Политбюро[1227].Для тех, кто соглашался платить валютой, иностранные отделы исполкомов местных советов оформляли выездные паспорта «в облегченном порядке». Сумма «выкупа» определялась социальным статусом потенциального эмигранта и была астрономически большой. Одно лишь оформление загранпаспорта в 1932 году стоило для «трудового элемента» 500, а для «нетрудового» – 1000 золотых рублей. К 1933 году стоимость паспорта выросла и составила, соответственно, 550 и 1100 рублей золотом[1228]
. Для сравнения: в начале нэпа за оформление загранпаспорта люди платили государству 38 рублей[1229]. Помимо паспорта, эмигранты оплачивали в валюте услуги «Интуриста» по «организации выезда», а также услуги Наркомата путей сообщения и Совторгфлота за доставку «до портов посадки». Наркомфин признался, что цена валютной эмиграции скрывала в себе компенсацию потери для СССР валютных переводов, которые могли бы поступить уехавшим в случае их неотъезда за границу. Наркомат иностранных дел, который тоже оказался вовлеченным, опасался, что высокие ставки на загранпаспорта снизят число валютных эмигрантов, а значит не позволят получить существенного дохода. Эти опасения в определенной степени оправдались. Мало кто из «нетрудового элемента», даже при поддержке родственников за рубежом, мог воспользоваться валютным «выкупом». В 1933 году руководство «Интуриста» просило вообще отменить эту категорию из-за незначительного числа лиц, которые могли ее осилить.В момент обсуждения вопроса о возможности валютной эмиграции Наркомфин с подачи ОГПУ предполагал, что ежегодно число тех, кто сможет заплатить валютный выкуп, составит от 3 до 5 тысяч человек. Сколько людей воспользовались возможностью побега? «Подмазанное» валютой облегченное оформление выездных документов привело к росту числа эмигрантов из СССР. В 1932 году, до разрешения валютной эмиграции, от советских граждан поступило 478 заявлений на выезд, из них только 259 были выполнены. Никому не было отказано; следовательно, невыполнение остальных заявлений объяснялось бюрократической волокитой. В 1933 году работа шла намного быстрее: из 1249 заявок на выезд за рубеж было удовлетворено 804 и выдано 104 отказа[1230]
. Но, несмотря на рост, валютная эмиграция оказалась ниже ориентиров Наркомфина и ОГПУ – и не только по причине запретительно высокой цены на загранпаспорт. Руководство страны даже ради валюты не пустило эмиграционный процесс на самотек. План валютной эмиграции на 1933 год разрешал «Интуристу» вывезти за границу только тысячу человек[1231]. Наибольшие поступления валюты по эмиграции ожидались из США, Канады и Южной Америки, но география стран будущего проживания бывших советских граждан покрывала всю Европу, Ближний Восток и Южную Африку[1232].