Документы позволяют оценить валютную эффективность Торгсина. Для этого сравним рублевые расходы государства на Торгсин с полученным им валютным приходом (табл. 26, п. 6
). Как и следовало ожидать, период массового голода стал временем наивысшей рентабельности. В 1933 году, чтобы получить золотой рубль ценностей, государство затрачивало немногим более 4 простых советских рублей[1299]. С нормализацией продовольственной ситуации в стране и падением потребительского интереса к Торгсину стала снижаться и его валютная рентабельность. В 1934 году, чтобы получить один золотой рубль ценностей, государство затрачивало более 6 рублей, а в 1935 году – около 10 рублей (табл. 26, п. 6)[1300]. В среднем за 1932–1935 годы «добыча» одного золотого рубля в Торгсине обходилась государству в 6 простых советских рублей.Для образности проведем еще одно сравнение. Скупочная стоимость ценностей, которые Торгсин получил от населения в 1933 году, после вычета расходов на импорт, являлась эквивалентом
86,2 тонн чистого золота (табл. 26, п. 4в). Исходя из существовавшей в то время мировой цены золота (66,5 центов за грамм чистоты) этот условный золотой тоннаж стоил 57,3 млн долларов США. Сопоставьте эту сумму с рублевыми затратами государства в тот год на Торгсин – 452,8 млн рублей (табл. 26, п. 3): благодаря Торгсину в 1933 году советское руководство обратило мало кому нужные на Западе[1301] советские рубли в валюту по курсу около 8 рублей за доллар США. Хотя это было выше официального обменного курса, установленного советским правительством «для внутреннего пользования», но кто бы на Западе стал менять Сталину рубли на доллары по этому или другому даже более высокому курсу? Торгсин сделал подобную конвертацию рубля возможной.Значение Торгсина для индустриализации огромно. Ценности, которые купил Торгсин, покрыли (по их скупочной стоимости) более пятой части затрат на импортные закупки 1932–1935 годов – решающих лет промышленного рывка (табл. 27
). В голодном 1933 году ценности Торгсина позволили государству оплатить почти треть, в 1934 – более четверти, а в 1935 году – почти пятую часть советского импорта промышленного оборудования, сырья и технологий. Вклад Торгсина в оплату импортных промышленных поставок на деле был и того больше, так как СССР продавал ценности Торгсина на мировом рынке выше их скупочной стоимости. Торгсин стал огромным подспорьем для буксовавшего советского экспорта: в голодном 1933 году валюта, добытая Торгсином, равнялась более четверти валютной выручки страны от экспорта хлеба, нефти, леса и другого сырья и продовольствия (табл. 27). К тому же Торгсин ничего и не вывозил за рубеж, а продал эти товары голодавшему населению в СССР. По признанию финального отчета, «привлеченной» через Торгсин валюты хватило, чтобы покрыть стоимость импортного оборудования для десяти гигантов социалистической промышленности: Горьковского автозавода (43,2 млн руб.), Сталинградского тракторного (35 млн руб.), Автозавода им. Сталина (27,9 млн руб.), Днепростроя (31 млн руб.), Господшипника (22,5 млн руб.), Челябинского тракторного (23 млн руб.), Харьковского тракторного (15,3 млн руб.), Магнитки (44 млн руб.), Кузнецка (25,9 млн руб.) и Уралмаша (15 млн руб.)[1302].Торгсин был единственным экспортным объединением Наркомвнешторга, от которого руководство страны ожидало валютную отдачу существенно выше капитальных вложений[1303]
. В 1932 году по объемам валютной выручки Торгсин занимал четвертое место среди советских экспортеров, уступая лишь главным статьям советского экспорта – нефти, зерну и лесу (табл. 28). В 1933 году, по причине голода в стране, он вышел на первое место, обогнав и эти, по замыслу творцов, главные валютные источники финансирования индустриализации. Финальный отчет утверждал, что в 1934 и 1935 годах Торгсин стабильно сохранял второе место среди экспортных объединений Наркомвнешторга СССР, уступая только экспорту нефти[1304].