Золото для индустриализации. Торгсин

Торгсин принимал золото во всех видах: ломе, ювелирных, художественных и бытовых изделиях, монетах, слитках, песке (шлихт), самородках и даже в утиле, в отходах. Запрещалось принимать только золотую церковную утварь, так как имущество церкви было национализировано. Церковные предметы в частном владении считались украденными у государства и подлежали конфискации[269]. Все это разнообразие уничтожалось оценщиками Торгсина. Оставалась гора золотого лома[270]. Слово «лом» следует понимать буквально. Приемщик-оценщик (пробирер) выламывал драгоценные камни, механизмы, эмаль, дерево, ткань, кость и любые другие вставки, самородки разбивал молотком. О технике приемки свидетельствует набор инструментов приемщика Торгсина: плоскогубцы, круглогубцы, кусачки, магнит, часовая отвертка, напильники, оптическое стекло, ножницы для металла и наконец – внимание! – наковальня, зубило и молоток на 4–6 кг веса для рубки больших слитков[271].

Но дело даже не только и не просто в том, что золотые изделия в Торгсине ломали. Расставаясь с семьями, которым некогда принадлежали, предметы теряли свою особость, свою историю. В обезличенной куче лома исчезали семейные напутствия, передававшиеся с кольцом прабабки от матери дочери или невестке, воспоминания о последних беззаботных довоенных именинах, что навевало подаренное мужем золотое колечко, истории о подвигах прадедов в минувших войнах, рассказанные их орденами. Отторгнутый от своих хозяев, золотой лом был свободен от человеческой памяти. Символично: «лом» стал главной категорией в официальной статистике учета золота в Торгсине. Второй группой учета были золотые монеты царского чекана, или просто «чекан». С попаданием в кладовые Госбанка и эта примитивная классификация исчезала. Все переплавлялось в слитки[272]. Множественность функций золота в итоге сводилась к одной – средство платежа: слитки переправляли в Европу для продажи на мировом рынке.

Взамен изымаемых из частного владения дореволюционных изделий из драгоценных металлов Ювелирное объединение Наркомторга наполняло внутренний рынок советскими поделками из мельхиора, биметалла, легковесного серебра, искусственных и низкокачественных драгоценных камней[273]. Эта операция, которую можно назвать массовым замещением ценностей или даже богатства[274], имеет интересное социальное, историческое и художественное содержание.

Смертельный удар по «прежнему богатству» нанесла революция, но Торгсин продолжил дело. Именно его стараниями остававшиеся в частном владении ценности – ювелирные, бытовые и художественные изделия из драгоценных металлов и камней, в основном XVIII – начала XX века, – были не просто изъяты у населения, но уничтожены. Поменяйся власть, возвратить ценности и семейные реликвии было бы уже невозможно: снесено в Торгсин, разломано, переплавлено. Образцы прежнего богатства и достатка отныне можно было увидеть в музеях, в семьях же остались лишь единичные, разрозненные, чудом уцелевшие реликвии. Может быть кто-то, читая эти строки, и вспомнит одинокую золотую ложку в буфете – остаток некогда большого столового прибора.

Скупая ценности тоннами, Торгсин сыграл значительную роль в огосударствлении прежнего материального богатства и его антикваризации – превращении некогда массового в редкое, уникальное, а также в распространении нового социалистического «материального достатка». В массе своей дешевые поделки, которыми теперь наводняла внутренний рынок государственная ювелирная промышленность, продавались дорого лишь по причине монопольного положения производителя. В результате массового замещения богатства общество материально опростилось.

Революция уничтожила резкое социальное и материальное неравенство старого общества, главным образом ликвидировав его привилегированную верхушку. Однако пусть и потрепанный революцией, от прежних времен в 1920-е годы сохранился реликтовый средний класс. Статус среднего класса определялся, в частности, и материальными ценностями в семейном владении, остатками прежнего благополучия[275]. Изъятие ценностей через Торгсин еще более нивелировало общество, опустило его к бедности и в этом смысле было новым ударом по остаткам прежнего среднего класса. Социалистическому обществу предстояло создавать свой средний класс, чей статус определялся бы новыми видами материального достатка и новым пониманием привилегий и богатства[276].