Читаем Золото для индустриализации. Торгсин полностью

В предвоенный год в царскую Россию поступило денежных переводов из-за границы на сумму около 40 млн рублей. Переводы продолжали поступать и при большевиках. В 1928 году в Советский Союз из-за границы переводами пришло около 30 млн рублей[593]. Затем поток денег из-за границы резко иссяк: по данным правления Госбанка и Внешторгбанка, в 1930 году в СССР по переводам из-за границы поступило менее 10 млн рублей, а в 1931 году и того меньше[594]. Одной из причин столь резкого падения стали мировой экономический кризис и депрессия на Западе, которые прежде всего ударили безработицей по эмигрантам: именно от них в основном и приходили деньги родственникам и друзьям, оставшимся в СССР.

Изменилась ситуация и в советской стране. Из-за острой нехватки валюты на нужды индустриализации с конца 1920-х годов государство стало «зажимать» валютные выплаты частным лицам, пытаясь превратить денежные переводы из-за границы в статью государственных валютных доходов. Людям стало труднее получить по банковским переводам «эффективную валюту» – доллары, фунты и другие конвертируемые деньги. Взамен Госбанк предлагал им советские рубли по принудительно низкому обменному курсу[595]. В такой ситуации люди все чаще стали отказываться от переводов и стремились получить валюту из-за границы, минуя банковские каналы: по почте или контрабандой. Ужесточение валютного режима вместо прибыли обернулось для советского государства потерями – число «отказных» переводов росло, желанную валюту приходилось возвращать на Запад.

В начале 1930-х годов руководство страны столкнулось с проблемой: как увеличить поток денежных переводов из-за границы, но при этом не отдавать советским получателям переводов ни цента в «эффективной валюте». Голод и Торгсин подсказали решение. Мольбы голодающих о помощи заставляли родственников и друзей за границей посылать деньги в СССР, но вместо валюты советские люди получали боны Торгсина и вынуждены были покупать товары в торгсиновских магазинах по монопольно высоким государственным ценам. Вся наличная валюта по денежным переводам уходила государству. Торгсин был поистине гениальным решением проблемы валютных переводов.

Инициатива, шедшая от голодных граждан, ускорила развитие переводных операций в Торгсине: лишь только летом 1931 года разнеслись слухи о том, что Торгсин будет продавать товары соотечественникам, те явочным порядком стали требовать от банков перечислять предназначенные им валютные переводы на Торгсин. В местных отделениях Госбанка летом 1931 года царили растерянность и даже паника[596]. Не дожидаясь разрешения свыше, Наркомфин вынужден был дать секретную санкцию местным отделениям Госбанка перечислять валютные переводы на Торгсин. В августе 1931 года эти операции уже шли полным ходом. Официальное постановление о разрешении переводов на Торгсин вышло лишь в сентябре[597].

С началом нового вида деятельности в Торгсине появилось Управление переводо-посылочных операций (УПО), позднее преобразованное в Управление заграничных операций (УЗО)[598]. Его возглавил заместитель председателя Торгсина И. Я. Берлинский[599]. Советские торгпредства за границей через своих деловых и идейных партнеров начали рекламу новых операций. В офисах банков и фирм, в автобусах и трамваях появились рекламные плакаты Торгсина.

Не все шло гладко. Торгпредство в Лондоне, например, доносило, что английские банки не соглашаются вывешивать плакаты о приеме переводов на Торгсин[600]. Но не реклама, а голод подстегивал рост валютных переводов. Призыв «Шлите доллары на Торгсин» был не столько строчкой из рекламной агитки, сколько криком о помощи. Благодаря голоду молва о Торгсине за границей распространялась быстро.

В начальный период новых операций получатели переводов имели особый статус в Торгсине. Они покупали товары в специальных магазинах по более низким ценам, чем остальные клиенты. Их не коснулось, например, повышение цен в Торгсине весной 1932 года. Причину следует искать в том, что Торгсин пока не стал монополистом в посылочном деле. Иностранцы могли сами купить продукты за границей и отправить посылку в СССР через иностранную фирму. Именно из-за этой конкуренции Торгсин в его отношениях с получателями валюты вынужден был придерживаться цен западного рынка, более низких, чем цены на товары в Торгсине. По мере того как Торгсин монополизировал посылочные и переводные операции, привилегии советских получателей переводов исчезали[601].

Деньги из-за границы поступали в Торгсин разными путями, и сбор валюты сопровождался межведомственной борьбой. Советские валютные монополисты, Госбанк и Внешторгбанк, считали, что Торгсин, не являясь банковским учреждением, должен быть просто получателем валюты, которая поступала бы исключительно через банковские каналы. Торгсин же пытался избавиться от посредничества Внешторгбанка и Госбанка[602]. Без согласования и к их большому неудовольствию он напрямую заключал договоры с агентами за границей о приеме переводов на свой счет[603].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное