Читаем Золото для индустриализации. Торгсин полностью

В представлениях людей 1930-х годов XIX век еще не стал стариной и принадлежность к нему сама по себе не делала предмет антикварным или ценным. Дореволюционные работы начала ХХ века считались новыми и мало заслуживающими внимания. Согласно инструкциям Торгсина, золотые изделия фирм «Фаберже» и «Болин»[574] подлежали сохранению лишь в случае высокохудожественной работы. Все массивные серебряные предметы только что минувшего века по инструкции шли в переплавку. Из серебряных изделий до 1880 года оценщикам следовало сохранять только небольшие (до килограмма) вещи домашнего обихода – чайные сервизы, сахарницы, молочники, солонки, ложки (если их было не менее 6 штук) стиля ампир, рококо и «черневой работы». Из серебряных изделий конца XIX – начала XX века – детский возраст по меркам 1930-х годов – инструкции требовали сохранять только исключительные по качеству мелкие изящные и редкие по форме изделия известных фирм Хлебникова, Овчинникова и других: вазочки, чарки, принадлежности для письменного стола с монетами или эмалью, а также довоенные предметы дамского туалета – диадемы, кольца, пояса, брошки, серьги (даже со стеклянными стразами). Вместе с тем серебряные «вещи с графскими или княжескими гербами и коронами» XIX века, а также столовое и чайное серебро фирмы «Фаберже» считались ширпотребом и шло в переплавку. Описание предметов в инструкциях Правления Торгсина дает основания считать, что на Северном Кавказе, в Крыму и на Украине люди приносили в Торгсин золото из раскопанных курганов: литые, кованые и чеканные женские украшения. Археология становилась средством выживания. К таким вещам, учили инструкции, следует относиться с особым вниманием[575].

В отборе антиквариата главенствовал рыночный интерес: сохранять то, что могло быть продано иностранцам в СССР или за границей. Прагматизм брал верх над идеологией. По инструкции Внешторга, следовало сохранять в целости все золотые вещи и «серебро, принадлежавшее раньше русским царям до Николая II включительно, великим князьям и их семьям», а также все вещи, подаренные ими в свое время разным лицам[576]. Вопрос о том, каким образом этот идейно чуждый антиквариат попал в руки «сдатчика», видимо, не интересовал руководство Торгсина, но вот ОГПУ, которое следило за торгсиновскими операциям, могло озаботиться этим вопросом.

Люди несли в Торгсин не только драгоценные камни, золото, платину и серебро, но и картины, статуэтки, произведения народного и прикладного искусства. Среди них попадались подлинные шедевры: «На днях в московский магазин (Торгсина. – Е. О.) были принесены две картины фламандской и голландской школы, за которые собственник желал получить 50 рублей. За границей же они могли быть проданы за тысячу марок»[577]. Этот случай произошел в голодном апреле 1933 года. Торгсин, несмотря на выгодность сделки, вынужден был отказать.

Решение принимать антикварные и художественные ценности населения для продажи на комиссионных условиях в магазинах Торгсина было тесно связано с ростом массового советского экспорта художественных ценностей. Еще весной 1932 года руководство Ленинградского Торгсина обратилось в Наркомвнешторг с просьбой разрешить принимать на комиссию антиквариат от учреждений и частных лиц[578]. В ноябре 1932 года состоялось заседание Политбюро, на котором обсуждался доклад комиссии Молотова[579]. Комиссия считала, что выделенные для экспорта фонды антикварных ценностей не обеспечивали плановых заданий на 1932 и 1933 годы, и требовала новых выдач из музеев. Политбюро разрешило «Антиквариату» более широко проводить распродажу музейных шедевров. Торгсин должен был оказать посильную помощь, продавая антиквариат населения иностранцам через свои комиссионные отделы. Реализация антикварных ценностей отныне должна была стоять специальной строкой в плане Торгсина. По заведенному в СССР порядку решение Политбюро в декабре 1932 года было оформлено постановлением СНК СССР[580]. Однако в реальности прием у населения на комиссию антикварных ценностей в Торгсине начался только в августе 1933 года[581]. До того времени люди напрасно несли вещи в Торгсин.

Руководством антикварной деятельностью занималась Художественно-антикварная контора Торгсина. По решению СНК, для улучшения «ассортимента предметов» Торгсин принимал не только антикварное имущество учреждений и населения, но и картины у современных советских художников. Кроме того, Торгсин получил право, наравне с «Антиквариатом», изымать из невалютных комиссионных и антикварных магазинов художественные ценности, которые могли быть проданы за валюту[582]. Невалютным магазинам запрещалось продавать картины западных и русских художников, «пригодных к экспорту»[583]. Наркомвнешторг для этой цели составил список «особо ценных русских художников». Даже их «малозначительные работы» могли продаваться за рубли только по специальному разрешению Торгсина[584].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное