Золото друидов

Хререк, молодой хирдман, для которого летний поход был первым, на мгновенье оторвавшись от весла, не преминул заметить, что Торгейр, видимо, готовит на чем держаться на волнах. Шутку не поддержали. Воинам не до этого, гребля отнимает все силы. Да и слишком уж велик шанс, что этой остроте суждено скоро сбыться.

Что удивительнее, не обратил внимание на замечание сопляка и сам Забияка. Темноволосый полукровка, бережно сжимая в руках таинственный сверток, направился вслед за конунгом на корму. Усевшись на дощатом возвышении, Торгейр начал осторожно разворачивать свою ношу.

Из-под нескольких слоев промасленной кожи показался длинный, причудливо изогнутый лук. Уперев нижний конец массивного ратовища в доски палубы, Забияка с видимым усилием согнул и ловко надел сначала на нижний, потом на верхний конец тетиву. Отпущенные плечи рванулись в разные стороны — тетива звонко тренькнула, но выдержала. Торгейр, наслаждаясь звуком, несколько раз дернул туго натянутую, крученную из толстых жил бечеву. На лице Забияки расцвела хищная ухмылка.

Следом за луком из свертка возникли два тула, густо набитые тонкими легкими стрелами с узкими граненными наконечниками. Щиток на левую руку. Массивное кольцо на правую. Ухмылка Забияки делается все шире.

Стоящий у рулевого весла Асмунд наблюдал за манипуляциями Торгейра сначала с недоумением и опаской, но затем, просияв, рявкнул гребцам.

— Сбавить ход.

Торгейр поднялся, широко расставив ноги, крепко уперся ступнями в качающуюся палубу, лениво потянулся, закинул оба тула на плечо, так чтобы они свисали у левого бедра, и застыл, опустив лук с навостренной стрелой вниз. Сосредоточенный взгляд Забияки устремился на неотвратимо приближающиеся вражеские ладьи. Со стороны могло показаться, что он что-то напряженно считает в уме.

В тот момент, когда между преследователями и преследуемыми осталось полтора полета выпущенной из обычного северного лука стрелы, передняя ладья, пытаясь спрямить курс, чуть вильнула, открывая взгляду беззащитный борт. Мышцы лица Торгейра расслабились, взгляд стал отрешенным. Вскидывая лук высоко вверх, он резким движением рванул тетиву.

Тэнк! — Оперенная смерть, разрезая воздух, уносится в сторону ладьи.

Тэнк! Тэнк! — Срываются с тетивы ее товарки.

Тэнк! Тэнк! Тэнк! — Руки Забияки будто живут собственной жизнью. Хищная гадюка стрелы ложится на тетиву. Левая рука рывком дергает лук от тела, сгибая его крутой дугой, правая — резко тянет на себя упругую струну бечевы. Подобный бичу «тэнк» — хлопок тетивы по пластине на запястье, и еще одна остро заточенная смерть уходит в воздух.

Хлопки и треньканье сливаются в один неразборчивый гул. Хьялю слышится пронзительный свист разрезающих воздух стрел, хищное клацанье вонзающихся в дерево и плоть стальных наконечников.

Первый тул пустеет. Не останавливаясь ни на мгновенье, Торгейр берется за второй. Лицо его все так же абсолютно бесстрастно.

Новая волна густооперенных смертей накрывает столь неосторожно подставившийся корабль.

Ладья вздрагивает подобно споткнувшемуся на полном скаку коню. Движение весел теряет слитность и ритм. Некоторые бессильно провисают. Корабль так резко вихляет в сторону, что кормчий идущей следом ладьи не успевает отвернуть.

Глухой стук бортов, сдавленные проклятия и треск ломающихся весел слышны даже здесь, за несколько сотен шагов. Идущие следом ладьи неуклюже меняют курс, бросаются в стороны, теряя скорость.

На все ушло время равное тому, за которое до конца прогорает тонкий, хорошо просушенный отщеп лучины.

Над скамьями проносится облегченный выдох.

Конунг махнул рукой, и над палубой зазвучали зычные команды Асмунда.

— А ну поднажали, щенки, или в чертоги Эгира захотели! Думаете Ран таким соплякам даст!? А ну, турсовы дети…

Когда Торгейр возвращался на скамью, взгляд его донельзя напоминал взгляд обожравшегося ворованной сметаной кота, даром что глаза карие. Забияка был явно доволен собой и жизнью.

Десятки весел в едином порыве вспенивают водную гладь. Ладьи быстрокрылыми чайками устремляются вперед. Сгрудившиеся в кучу черные корабли остаются далеко за кормой.

* * *

Следующие двое суток превратились для них в гонку со смертью.

Вопреки надеждам, чужие ладьи не отстали, черные паруса не растаяли в мглистой мороси, как плохой сон. Той передышки, что выспорил Торгейр, хватило лишь, чтобы не дать прижать себя к берегу. Вражеские корабли на удивление быстро восстановили ход и теперь черными кляксами маячили в нескольких перестрелах за кормой. Каждый раз, оборачиваясь люди, видели за спиной реющие на горизонте темные пятна вражеских парусов. Иногда исчезая, они тут же появляясь вновь. Словно, чтобы вестландцы ни на мгновенье не забывали, что теперь уже они добыча. Непривычное чувство для людей, привыкших быть ужасом подлунного мира.