Золото и мишура

Обернувшись, она увидела в дверях Скотта. Он снял капитанскую форму, и Эмма впервые увидела его в так называемой цивильной одежде. К своему удивлению, она вынуждена была признать, что он, оказывается, обладает неплохим вкусом и одет даже с некоторым изыском. Она также была удивлена, увидев на его щеке повязку.

— У меня есть для тебя кое-какие подарки.

Он вошел в комнату, за ним — Кан До и два других облаченных в ливреи «поднебесника» с большими коробками, которые они положили на постель.

— Что с твоей щекой? — спросила Эмма, когда Скотт подошел к ней.

— Был в доках, и на меня прыгнула кошка. — Ложь была столь очевидной и безыскусной, что Эмма едва не рассмеялась ему в лицо. Скотт тотчас же сменил тему: — Когда месяц назад мы были в Сантьяго, я попросил твоего отца купить вот это для меня. Но сразу я тебе не показал, а решил оставить до первой ночи, которую мы проведем в нашем новом доме.

С этими словами Скотт протянул Эмме черную коробочку. Открыв ее, она увидела внутри кольцо с большим изумрудом, окруженным бриллиантами.

— Позволь, я сам тебе его надену, — сказал Скотт. — Это твое обручальное кольцо. Несколько, признаюсь, поздновато, ну да ничего. Я дарю его тебе вместе со всей моей любовью.

Эмма молча наблюдала за тем, как он надевал ей кольцо на палец. Скотт попытался поцеловать жену в губы, но она чуть отвернулась, подставляя щеку. Скотт отступил на полшага, нехорошо взглянув на нее.

— Вижу, что благодарность прямо-таки переполняет тебя!

— Кольцо замечательное.

— Твой отец объяснил мне, что изумруды — это самые мягкие из драгоценных камней… Их можно даже поцарапать. Он советовал мне купить кольцо с бриллиантом, потому что бриллианты очень крепкие, но я подумал, что ты предпочитаешь изумруд. Возможно, я был неправ…

— О нет! А что в этих коробках?

Эмма подошла к постели. Кан До открыл крышку одной из коробок, вытащил оттуда рулон превосходного зеленого шелка и, отмотав немного, продемонстрировал Эмме переливчатую материю.

— Вам нравится, Кинсолвинг тайтай? — с улыбкой спросил китаец.

— «Тайтай» по-китайски «миссис», — объяснил жене Скотт. — Этот шелк с моего склада. У меня его столько, что можно сшить тебе десятки новых платьев. Зита сказала, что в три дня сошьет тебе несколько новых нарядов.

Эмма погладила пальцами шелк.

— Он восхитительный, — ровным голосом сказала она. — Спасибо.

Она вернулась к «туалетному столику, уселась перед зеркалом и вновь принялась расчесывать волосы. Скотт сделал знак Кан До, чтобы тот удалился; покинули комнату также и другие два китайца, тихо притворив за собой дверь. Скотт привалился к стенке, скрестив руки на груди.

— Ну, что случилось?

— Ничего.

— Язык кошка откусила, что ли?

— И, несомненно, это та самая кошка, которая исцарапала тебе лицо.

Подойдя к жене, Скотт склонился и взглянул на свое отражение в зеркале.

— Хочешь знать, где я был? — спросил он. — Я был у Чинлинг, чтобы рассказать ей о тебе.

— Ну? Всего лишь маленький t^ete-`a-t^ete ^[12]? И, разумеется, даже пальцем к ней не прикоснулся? Нет, какая же я все-таки дура! Теперь-то понимаю, что ваши отношения с ней сугубо платонические, и ты, наверное, обсуждал с ней метафизические проблемы.

— Мы говорили с ней о нашем ребенке.

Эмма была поражена.

— Твоем ребенке?

— Да. — Выпрямившись, Скотт подошел к окну, засунул руки в карманы. — Я ведь даже не подозревал, что она была беременна, не знал решительно ничего вплоть до сегодняшнего дня. Родилась девочка, ее назвали Стар. Но клянусь тебе, Эмма, что отныне у тебя не будет оснований ревновать меня к Чинлинг. Я даю ей и ее матери значительную сумму денег, с тем, чтобы у Стар было обеспеченное будущее. Но я никогда больше не прикоснусь к Чинлинг.

— Так я и поверила!

Он резко обернулся.

— И все же это правда.

— Как будто ты знаешь, что такое «правда».Разве ты можешь мне честно сказать, что не любишь эту Чинлинг?

— Могу или не могу, разве это имеет какое-нибудь значение?

— Очень даже большое. Разве ты сам не понимаешь, что я должна чувствовать, когда ты вот так бросаешь меня, словно тюк грязного белья, и летишь на Дюпон-стрит? Я меньше дня провела в Сан-Франциско, а наверняка уже сделалась посмешищем всего города! А если ты думаешь, что шелком и украшениями меня можно купить, то ты совершенно меня не знаешь! Но что меня больше всегоразозлило, так это мысль о том, что ты, возможно, любишь ее, а вовсе не меня!

— Любишь, любишь, любишь, любишь! — заорал Скотт, подходя к Эмме. — Ты болтаешь о любви, как помешанная монашенка. А дело-то в том, что мы заключили сделку. Я откажусь от Чинлинг, хотя, Боже праведный, это обойдется мне в сотню тысяч долларов…

— Сотню тысяч?!