Золото императора династии Цзинь (СИ)

- С такого, что это наша добыча! – прорычал хунхуз. - Мы их от самой «железки» ведём!

- А что раньше не брали?

- Говоришь много! Что они везут, знаешь? Бу ши (нет)? Не любопытный?

- Не досуг было.

- Покажите ему – приказал Лу Вэйюй по-китайски.

Один из хунхузов подошёл к лошади, открыл перемётную суму, выкинул оттуда камни и вытащил слиток золота.

- Давай!

И хунхуз с поклоном передал своему предводителю золото. Тот повертел его в руках и кинул Мазуру.

- Так тебе умирать будет спокойней, элос – сказал Лу Вэйюй с презрительной улыбкой.

У Мазура изумление сменилось горькой досадой. Он держал в руках слиток и думал: «Как же не повезло!»

Паотоу передёрнул затвор винтовки. Мазур не дожидаясь выстрела, прыгнул в воду. Пуля просвистела над головой. Мазур нырнул. Котомка за спиной не давала глубоко погрузиться, сапоги наполнились водой, но промышленник упорно грёб и почувствовал, как одна из пуль хунхузов попала в котомку. Ему повезло - кусты и деревья мешали китайцам точно прицелиться, и, чудом не утонув, благодаря, главным образом, быстрому течению и отсутствию крупных камней, Мазур благополучно выплыл на другой берег реки. Второй раз за день он ушёл от опасности. Промышленник улыбнулся, он в руке сжимал золотой слиток, который так и не выпустил из рук. Мазур положил золото в короб, вылил воду из сапог и быстрым шагом двинулся вниз по реке, надеясь в скором времени достичь Сахалинского приюта.

ГЛАВА 22. ВСТРЕЧА С ОХОТНИКАМИ.

В лагере экспедиции за золотом царило уныние. Потеря лошади с поклажей и ранение Яши действовала удручающе. При полном молчании Евгений Ракитенко запел сильным и чистым голосом «Варшавянку»:

Вихри враждебные веют над нами,

Темные силы нас злобно гнетут.

В бой роковой мы вступили с врагами,

Нас еще судьбы безвестные ждут.

Остальные большевики дружно подхватили песню и тоже запели, размахивая в такт руками и притоптывая ногами:

Но мы подымем гордо и смело

Знамя борьбы за рабочее дело,

Знамя великой борьбы всех народов -

За лучший мир, за святую свободу!

На бой кровавый,

Святой и правый,

Марш, марш вперед,

Рабочий народ!

Песня русской революции 1905 года гордо и смело неслась по тёмному лесу, раскатываясь эхом по горной долине. Песня взбадривала. Вселяла веру в себя, дарила надежду. Пели вдохновенно, так, что, даже не заметили двух пришельцев, что тихо подошли к их костру. Это были двое мужчин лет сорока – сорока пяти. Один, судя по внешнему виду, был русский. Одежда на нём была больше русская, чем какая либо ещё, обувь была туземная, котомка за плечами, нож на поясе, винчестер в руках, на лице русая борода и усы слегка рыжеватые. Второй был явно местный житель. Растительности на лице у него почти не было, так, жидкие усы и бородка, две чёрные косы, как и у шамана Белая Сова, перехваченные ремешком, на нём дошка из олений кожи с застёжкой на правом боку, за плечами колчан со стрелами, лук и котомка, в руках тоже винчестер. На голове у обоих синие косынки из китайской материи, повязанные по местному обычаю.

- Красивая песня – сказал русский пришелец, - и слова вроде русские, а о чём не понятно. Здравствуйте, люди добрые.

Всё это было так неожиданно, что сидевшие у костра какое-то время молчали в изумлении. Ракитенко первый пришёл в себя и сказал:

- Здравствуйте и вы. Садитесь.

Гости уселись на брёвна. Ракитенко наложил в миски рис с тушёнкой и подал гостям.

- Благодарствую – сказал русский, а туземец кивнул.

- И кто ж вы будете? – спросил нетерпеливый Суздальцев.

- Зверопромышленники. И женьшень тоже промышляем. Я Балабанов Наум Сергеевич. А это Исула из рода Канчуга, удэгеец с реки Бикин.

Покончив с едой, удэгеец вытащил трубку из котомки и закурил, а Наум спросил:

- А вы кто ж такие будете? И далеко ли путь держите?

- Мы геологи и топографы. Местность снимаем по пути следования и на бумагу переносим.

- Карту делаете? Это я знаю. Вы с Владивостока?

- Да.

- Из Восточного института?

- Верно.

- Я тоже там учился целых два курса, двадцать с лишнем лет назад. Потом пошёл вот в экспедицию, влюбился в местную девушку и остался здесь. Впрочем, во Владивостоке меня к тому времени уже ничего не держало. Остался я круглым сиротой. А здесь нашёл новую родню и друзей.

- А девушка – туземка? – спросил Ракитенко.

- Нет, русская.

- Что-то я слышал об этой романтической истории в стенах родного института – сказал Евгений.

И остальные студенты Восточного института тоже вспомнили удивительную легенду о студенте, который бросил учёбу ради лесной красавицы-туземки и жизни в тайге.

- Ну, романтическая, не романтическая, а приключений за это время было много. И всему чему меня учили в институте, а до этого в школе – ничего не пригодилось.

- Неужели – сказал Ганин, - совсем ничего?

- Ну, что-то может быть. А так, наука выживания в тайге, вещь трудная. И экзамены сдаёшь на выживаемость. Не сдал – помер! Вот такой он Лесной Восточный институт! Так далеко ли всё-таки направляетесь? Или это тайна?

- Да нет, конечно – сказал Дудек. – В деревню Грингмутовка.

- Это где ж такая? Впервые слышу.