Золото империи. Золото форта

– Ну вот! Другой разговор. Начинаю узнавать своего односума, – попытался подбодрить Ваню Билый. – А женщину втягивать в серьезные мужские дела – не грех ли?! Я тебе надежный способ сбежать отсюда предлагал? Предлагал. Ты что? Правильно. Проигнорировал, вроде как оттолкнул своего боевого товарища. Не грех ли?

– Плыть в холодной воде?! Вот что ты мне предлагал! Николай Иванович, оставьте это. Далеко бы не уплыли без баркаса.

– Баркас дело наживное, – ответил Билый, пожимая плечами.

– Скажешь тоже, Микола, – Суздалев укоризненно посмотрел на Билого. – Я, что ли, ее на такой отчаянный шаг толкал? До последнего верил, что выкупит!

– «Выкупит», – передразнил его казак. – Не выкупила.

Билый вздохнул.

– Не дуйся, как та мышь на крупу. Иди обниму. Сочувствую твоей потере. Но избежать можно было этих нелепостей. Правду тебе кто еще скажет, как не односум. Да и за грехи не журысь. Помню, в детстве батько мой подозвал меня как-то. А я намедни набедокурил. Ну, думаю, сейчас подойду, а он меня и оттянет батогом душевно. Но подошел. А батько взял меня за руку и в глаза так пронзительно посмотрел. Затем говорит: «Одна из базовых ценностей, не узнав которой невозможно понять казачество, – семья. Казаки и к чужим детям относились как к своим, и считали позором иметь неграмотных сыновей, и мечтали о том, чтобы дочери были счастливыми. И если казакам были суждено идти на смертный бой, станица не бросала его семью на произвол судьбы». Я смотрю на него и понять не могу, о чем он речь ведет. Малой еще был, ума не было. А батько видит мое недоумение, усмехнулся и говорит: «Сынок, знаешь, что поистине в рай входят бесплатно, а вход в aд платный, а иногда и дорогостоящий». «Как это, батько?» – спрашиваю. А он продолжает: «Да, Миколка, жар ада стоит дорого. Кто играет в азартные игры – платит. Кто употребляет алкоголь без меры или с девками шляется – платит. А рай, сынок, даром: молишься даром; держишь пост даром; делаешь угодное Господу даром. Отвернуться от соблазна и греха, боясь Бога, тоже ничего не стоит… Зачем же платить за ад, когда можно получить рай даром?!» А я смотрю на него, но так до конца и не могу понять смысл сказанного. И лишь спустя годы я понял слова батьки моего. Ведь мы грехи эти как какое сокровище собираем на жизненном своем пути. По карманам распихиваем и расстаться с ними боимся. Вот ты, Ваня, давненько на исповеди был? Причащался Святых Тайн давно? Вот и я так же. Не далеко от тебя ушел. А ведь за ступеньки лестницы в рай мы платим своими грехами, оставляя их в святой почве исповеди. И чем чаще мы исповедью избавляемся от этого «сокровища», тем карманы наши пустее и тем легче со ступеньки на ступеньку переходить.

– Что-то я за тобой раньше не замечал таланта проповедовать, господин казак, – усмехнулся Суздалев. Доброе расположение духа от общения с другом возвращалось к нему. – Неужто готовишься в тюремные попы податься?!

Граф коротко засмеялся, но тут же схватился за бок. Сломанные ребра давали о себе знать.

– Попы не попы, а иной раз о серьезном подумать не помешает, – отозвался Микола. – Отрезвляет, знаешь ли. А ты…

Билый не договорил. Дверь в лазарет отворилась, и на пороге показался начальник тюрьмы. Егорыч – охранник, следивший за разговором Суздалева и Билого, вытянулся в струнку. Начальник грозно зыркнул на подчиненного. Тот смотрел куда-то мимо, казалось, сквозь стену.

Микола нехотя поднялся, Суздалев смог лишь сесть на край нар.

– Вы тоже здесь, – произнес начальник надменным голосом, обращаясь к казаку. – Тем лучше.

По спине Билого пробежался холодок. «Не нравится мне это “тем лучше”. Да и ухмыляется как-то этот цепной пес криво. Не к добру».

– По вашему распоряжению, – вставил на всякий случай Егорыч.

– Да знаю, знаю, – отмахнулся начальник, как от назойливой мухи. И, поочередно переводя взгляд с казака на графа, произнес. – Ну-с, господа хорошие, раз уж так вышло, что вы оба присутствуете здесь, то я смогу сэкономить свое время и донести до вас некий указ. Велено принять к исполнению незамедлительно.

Билый внутренне напрягся, предвкушая недоброе. Суздалев, превозмогая тупую боль в груди, встал с нар и выпрямился.

Начальник неторопливо взял картонную папку с указом в обе руки и, раскрыв ее, начал читать: «Божией милостию, Мы… в преддверие… заменить тюремное заключение бывшему капитану, графу Суздалеву Ивану Максимовичу и бывшему подъесаулу Билому Николаю Ивановичу… учитывая прежние заслуги перед государством Российским, направить унтер-офицера Суздалева и урядника Билого… на Кавзказ… Подпись, вензель, число».

Напряжение, сковавшее мысли обоих заключенных, теперь уже бывших, впрочем как и бывших офицеров, сошло на нет. Билый с Суздалевым, пытаясь до конца понять, что произошло, не верили своим ушам. Амнистия! Снова на поле боя! Пусть и разжалованными, пусть не офицерами, но снова там, где горячо, там, где отвага и честь – не пустой звук. «Слава Богу!» – вырвалось у обоих.

– Когда можно покинуть ваше гостеприимное заведение? – с долей ехидства спросил Билый начальника тюрьмы.