Золото Югры

Такой малый штат не придавал русскому посольству блеска и уважения, но Осип знал, что припадок коленопреклонения случится у поляков на третий день, когда они совершат обычай «воздерждания послов». А по-русски говоря, после того, как поляки напоят послов сонной гадостью, увлекающей человека на сутки в провальный сон. И начнут искать тайные бумаги али вещи не токмо, что в одеже, а и у коней под хвостом. Все найденные в тайниках бумаги перепишут, все подарки зарисуют. А деньги – деньги ополовинят.

Правда, это где как. На Туретчине при тайном обыске всегда брали только десятую часть посольской казны… А здесь поляки озлоблены и ободраны войной. Могут посольскую казну и ополовинить. Пока начнешь дело о покраже, пока это дело завихляет среди судейских, да дойдет до короля, пора и домой возвертаться. А дома – по голове не погладят. Тебя не судиться в Польшу посылали, а в Англию!

Не по чему станется гладить, когда голова возле ног валяется. Вот такой обряд…

* * *

А потому послы всех подлунных стран готовились к обряду «воздержания послов», как к Чингизидову нашествию. Все, что не требовало внимания чужих глаз, – прятали. И прятали так изуверски, что однажды англицкий посланник Горсей, возвращаясь в Англию с тайной грамотой от московского царя Ивана Васильевича, запрятал ее в свою водочную флягу. Возвращался Горсей через Польшу, его, как положено, опоили маковым отваром, водку из фляги выпили. Но грамоту во фляге не обнаружили. Не сумели.

Правда, как красочно повествовал Горсей, королева Елизавета месяц не могла прочесть грамоту – сильно несло от бумаги сивухой. Пришлось посланнику гнать во Францию личного гонца, чтобы закупил ядреной кельнской воды. Надушенная ею, грамота царя Ивана была наконец Елизаветой прочитана… Королева пожала плечами и медленно уронила грамоту в камин. Царь в том листе долго и пространно описывал местность вокруг Москвы, да хвалился урожаями гречихи, льна, яблок и грибов…

Горсей в истории с грамотой в водочной фляге врал как безбожник на исповеди. Слава Богу, московские дьяки, заранее зная, где ловкий посланник «в обе стороны» будет прятать весьма «содержательную» царемосковскую грамоту, дали Горсею сунуть во флягу листок датской бумаги с безобидным текстом. Натуральную же царскую грамоту московские сапожники, обшивавшие Кремль, надушили персидскими «каплями любви» и вшили в правое голенище горсеевского сапога. Благо, посол, а точнее – шпион Горсей, любил на Москве заказывать обувь. И дешево, и крепко, и вычурно красиво. В Ойропах таких сапог ни у кого не имелось.

Осип Непея, особинный посланник Москвы, тогда, пять лет назад, торговавший у Англии десять мастеровых по литейному делу, месяц ждал в Лондоне приезда Горсея. Со злости на месячную задержку с возвращением модного куртизана, запросто украл его правый сапог, взрезал, достал особую грамоту, а испорченный сапог утопил в Темзе.

Той, настоящей грамотой, царь московский Иван Четвертый начинал с королевой английской Елизаветой частную матримониальную переписку. О желанном соединении двух владычествующих сердец – своего и королевиного. Такую грамоту, такой силы, надобно бы пускать с небесным ангелом, по воздуху. Да вот только ангелы небесные грамот по человеческому заказу не переносят.

Глава пятнадцатая

Капитан Ричардсон не боялся тайного обыска, ибо в послах никогда не состоял и про таковский обряд не ведал. Он выпил две чаши рейнского вина, прожевал кусок свинины, две жареные колбаски и упал лицом в блюдо с подливом.

Не в колбасках, а в рейнском вине особые придворные растворили убойное изобретение Парацельса – опиумную настойку. Но Вильям Ричардсон потом всю свою короткую жизнь боялся червей и пиявок. В последний момент, когда глаза еще видели, что лицо падает в подлив, капитану явно померещилось, что там плавают черви и пиявки. Опиум, он такой…

Не боялся тайного обыска и Макар Старинов, ибо про таковские обряды ему строго поведал дядька, Осип Непея. У Макара, окромя складного ножа древней чувашской работы, ничего ценного не имелось. Правда, в дорожной суме, вместе с куском мясного пирога, лежали две четвертинки простой бумаги, извилисто разрисованные. Будто дети баловались. Так ведь бумагу личный секретарь капитана мог хранить для соблюдения чистоты тела, как нижнее полотенце.

На самом деле на четвертинках бумаги Осип запечатлел для племянника чертеж, каким путем выбираться из Англии, в случае чего, а еще – каким путем уходить ему с Оби в московские пределы, буде доведется Макару попасть на Обь стараниями англов.

Деньги, что обязательно потребуются в Англии, вез в своих возах Осип Непея. Вез и золото, и серебро, и даже алмазы. Тогда по всей Ойропе прокатилась волна слухов, что голландские стекольные мастера наловчились те алмазные камни точить и шлифовать. Занятные, говорят, выходили камни, с новым названием «Бриллиант»! Царь велел Непее купить ему таких шлифованных камней, при случае, но недорого. А нешлифованными алмазами – вести потребный расчет.